Бог бросил кости
Шрифт:
Лориан не заметил, как Персиваль снова стал Францем, прежде чем террасу вокруг заполнило множество копий человека с тростью и в белом костюме. Все они разом склонили голову и улыбнулись, сказав в унисон:
— Система помогает мне быть там, где необходимо, Система заботится о том, чтобы казалось, что я стою перед нуждающимися, — Копии Франца исчезли, и остался один: — Система может создать звук из ниоткуда, она же может и оглушить — поэтому вы и не слышали, как я вошёл. Я — слуга Системы, но она помогает мне.
Лориан посмотрел влево — взгляд упал на слабо подсвеченный фонтан, вода с которого текла по небольшому каналу и скрывалась за краем террасы.
— Но как мне
— Замечательный вопрос. — На этот раз Франц не сдерживал улыбку, слегка обнажив зубы и задорно прищурив глаза. — Как бы вы сами ответили на него?
Лориан промолчал — лишь смял в пальцах манжету рукава.
— Обычно я предлагаю сомневающимся рукопожатие, — сказал Франц и протянул правую руку. — Ну же, смелей.
Лориан осторожно вложил ладонь в тонкие пальцы Франца, которые сжались с неожиданной силой.
— Хорошо, а теперь попробуйте согнуть руку в локте и коснуться пальцами груди. Будь я иллюзией, не смог бы противиться.
С лёгким недоверием Лориан напряг мышцы руки и почувствовал мощное сопротивление. Ладонь Франца лишь едва шелохнулась, прежде чем ответить встречным нажатием.
— Внимательно следите за своими ощущениями, — говорил Франц, удерживая руку Лориана на месте. — Я могу обмануть вас, послав в ваше сознание впечатление о том, что ваша рука стоит на месте, в то время как она уже давно прижата к вашей груди. Но в таком случае, стоит вам начать другое движение, вы сможете почувствовать лёгкое несоответствие — как будто ваша рука мгновенно переместилась. Да, я могу постараться затереть и его, однако вы уже умеете отслеживать непрерывность собственной мысли? И вы точно чувствовали что-то необычное, когда я входил, тем более что пребывали тогда в раздумьях?
Пальцы Франца ослабили хватку, предупредив — а затем разжались. Лориан пошевелил предплечьем, но не почувствовал в потоке мысли ничего необычного; доверие снова вернулось к нему. Он поднял взгляд: синие глаза Франца смотрели на него с добротой — и лёгким оттенком грусти.
— Как же необычно, — проговорил Франц и подошёл к ограждению, опёршись об него обеими руками. — Когда-то все люди были такими, как вы.
— Что вы имеете в виду? — спросил Лориан, пытаясь проанализировать выражение лица собеседника, пока тот смотрел в глубокое звёздное небо над Кубусом.
— Люди на Земле не отличались умением размышлять. Многое для них было неочевидно, поэтому Первый Набла не учил их думать, как он, а установил догмы, или Идеи, которым нужно было слепо следовать. Но те люди искусно импровизировали. Своё неумение размышлять они компенсировали удивительной способностью учиться, постигая всё новые и новые грани одной и той же науки — умения жить. Вместо того, чтобы с детства тренироваться думать, они запоминали, для них не было закономерностей — у них были законы. Но каждое новое явление для них было чудом, каждое чувство — открытием. Они умели удивляться, находили прекрасное в многообразии, а не в единстве, а самое главное — наслаждались жизнью, какой она была. И в этом вы похожи на них, Лориан. Вы выросли там, где наука — не главное, где умение анализировать — вовсе не то, что необходимо для жизни. Вы можете чувствовать, потому что вас не учили контролировать эмоции, вы видите прекрасное в том, что для большинства здесь — вторично. Думайте сами, хорошо это или плохо — я же готов сказать вам, что очень давно среди похожих друг на друга людей Кубуса не появлялись такие, как вы.
— Вы хотите сказать, что я не умею размышлять, и это может быть хорошо? — Лориан посмотрел вниз, где мягкими огнями сиял город.
— Да, вы не умеете, — сказал Франц непринуждённо. —
— Вы скучаете? — спросил Лориан.
— Что вы имеете в виду? — Взгляд Франца заставил Лориана снова отвести глаза.
— Мне показалось, что вы скучаете по людям, которые жили тогда, на Земле. Ваш взгляд говорил об этом.
Франц мягко усмехнулся.
— Я не могу скучать по тем, кого никогда не видел. А даже если бы и видел — не променял бы Кубус на Землю. Не для того Агмаил создавал эту утопию, чтобы мы мечтали о том, о чём он старался забыть.
— Вы знаете Агмаила лично? — спросил Лориан. — Похоже, вы видели многих здесь.
— Да, доводилось беседовать с ним, — Франц задумался. — Он великий человек. По одному взгляду понятно, что ни перед чем не остановится, чтобы достичь того, чего он желает. А ещё он мастер мысли… Теория впечатлений, методы рационального мышления, расщепление сознания — его работа. Говорят, до нападения Атексетов он был другим, и больше размышлял, чем действовал. Но время шло, и из всех Богов-Основателей он оказался самым достойным, чтобы управлять Айлинероном.
Франц ещё раз усмехнулся и отошёл от ограждения, лёгким движением руки подхватив трость.
— Не задерживайтесь здесь, Лориан. На Кубусе стоит спать по расписанию, чтобы идти в ногу с жизнью.
Лориан не услышал звук открывающихся дверей за своей спиной; но когда он обернулся, Франца уже не было рядом. Лишь вода в фонтане тихо журчала, скрываясь во тьме под террасой.
Глава 9. Поиск и доверие
В лаборатории, не видавшей ни атексетских машин, ни искусственного разума, ни нейроинтерфейсов, большую часть пространства занимала огромная вакуумная камера. Металлический цилиндр был оплетён кабелями, ведущими к массивной контрольной панели, круглая грань цилиндра была сдвинута в сторону, а внутри при свете неяркого белого фонарика готовил эксперимент Роберт Мацело — молодой учёный с длинными кудрявыми волосами. Ровно посередине камеры он устанавливал хитрую систему, призванную уловить хотя бы отголоски того эффекта, что он несколько лет назад получил расчётами.
«Закон сохранения энергии можно нарушить, изменив геометрию пространства, — рассказывал тогда Мацело своему другу — Альмеру Зормильтону. — Тем временем, изменение геометрии пространства — суть гравитации, а если учесть связь гравитации с фундаментальной энтропией, то выходит интересный результат: если по-простому, с помощью манипуляции энтропией мы можем получать энергию из будущего!»
Конечно, всё было гораздо сложнее — более того, Мацело пока был единственным, кто полностью понимал, что нужно для наблюдения подобного явления. Возможность доказать собственный эффект будоражила воображение — ведь, как минимум, эффект назовут в честь первооткрывателя. Может быть, имя Мацело даже выбьют на монументе почёта в атриуме Института. А если эффект удастся приручить, возможно, он станет неотъемлемой частью технологий Кубуса… Но нет, сейчас совсем неподходящее время для мечтаний. Перед Мацело установка — готовая, выверенная тонкой теорией, способная в пятнадцать минут завершить то, к чему он шёл годами…