Бог бросил кости
Шрифт:
И тут сердце сжалось, и стало тяжело дышать. Как подстреленный, Лориан подскочил на своём ложе и открыл глаза, перед которыми пронеслись отчётливые картины трубчатых стен, красного света и ужасных существ, поклоняющихся единственному человеку, которого можно было сейчас увидеть.
Перед Лорианом в свете окон храма стоял Франц.
— Что всё это значит? — повторил Лориан свои последние слова, которые он запомнил. — Вы заставили меня убить их всех, только чтобы научить расщеплению?
Франц улыбнулся и посмотрел туда, откуда всепроникающий взгляд Первого Наблы охватывал всю существующую Вселенную.
— Когда
— Но ведь… — Лориан поднёс руку к застёжке молнии, но, задумавшись, опустил. — Почему один навык одного человека может оказаться полезнее десятков жизней?
— Вы задаёте этот вопрос, уже зная на него ответ. Я слышу по голосу, — Франц посмотрел Лориану в глаза. — Мне не пришлось даже заглядывать в ваши мысли. Вы — особенный, Лориан. Однажды вы станете Рыцарем куда более сильным и смертоносным, чем кто-либо ныне живущий. А Рыцари — главная наша надежда в три тысячи пятом году.
Лориана посетило странное чувство — как будто какое-то воспоминание силится прорваться в сознание, но не может этого сделать.
«Это индикатор, — подумал Лориан. — Возможно, я забыл что-то нужное… Но если начну вспоминать, могу выпасть из разговора. Более правильным решением будет продолжить беседу».
— Три тысячи пятый… — задумчиво проговорил Лориан. — Что планируется на этот год? Мне пока никто не говорил об этом.
Тихая музыка без мелодии, без ритма успокаивала и придавала уверенности. Не были уместны в храме Шарка беспокойство, суета и переживания, и Лориан проникался этой атмосферой, проникался чувством того, что настоящее — всего лишь миг между вечностью прошлого и бесконечностью будущего. Более того, Лориан внезапно понял, что сам Кубус, сам стиль жизни людей здесь исповедуют эту философию — нет конца войне с Атексетами, наука и техника развиваются с каждым днём, но кардинально не меняется ничего: вечно правит Агмаил, и можно точно сказать, что завтра вряд ли чем-то будет отличаться от сегодня так сильно, что придётся к этому привыкать…
— Вам знакомо имя Эйонгмера? — спросил неожиданно Франц, не ответив на вопрос.
Лориан задумался.
— Нет, никогда его не слышал. А должен был?
— Да-а, Агмаил позаботился о том, чтобы больше никто из обитателей Кубуса не знал об этом человеке… — сказал Франц, снова мечтательно посмотрев куда-то вдаль, далеко за стены храма. — То, что я рассказываю вам об этом, означает, что я доверяю вам тайну Бога-Основателя — храните её бережно.
Лориан затаил дыхание, пока тихий голос Франца начинал свой рассказ.
— Некогда планета, ныне именуемая Кубусом, называлась Ренектиш — по крайней мере, так слышат люди название, данное ей Леноринами. И если Ленорины жили в городах, плавающих в толще воды, то люди обитали в подводных куполах, именуемых ныне Дном. Правил людьми тогда Бог-Основатель по имени Талемер.
Лориан видел это имя в учебниках истории — Талемер отказался от
— Талемер правил Айлинероном по заветам Шарка — учил их подавлять свои естественные эмоции, слушать голос разума и стремился создать технологию, с помощью которой людям удастся покинуть Ренектиш и расселиться по Вселенной. Но всё изменили Атексеты. Из глубин космоса появился корабль, огромная сфера, окружённая двумя кольцами. Корабль упал на водную гладь, и оттуда вырвались невообразимые существа без личности и разума, созданные, чтобы убивать и грабить. Талемер поднял людей на войну, но их оружие было слишком слабо, чтобы бороться против нового страшного врага. И когда надежда уже была почти потеряна, явился Эйонгмер.
Франц говорил тихо, но Лориан слышал каждое его слово и представлял каждую деталь. Он смотрел Францу в глаза, но тот, казалось, не видел его, а смотрел, как статуя Шарка, через время и пространство. На губах Франца была лёгкая улыбка — но взгляд был серьёзен, и казалось, что его лицо выражает горестную насмешку над всем тем, о чём он говорит.
— Эйонгмер прибыл из будущего, так он сказал. Сила, которой он владел, была уникальна — одной своей мыслью он обращал Атексетов в пыль, используя свою технологию. И, как это ни было иронично, технология требовала активного использования естественных эмоций, которые Человечество с торжеством победило… И именно тогда на сцену вышел Агмаил, создатель расщепления разума — отщепенец, тренировки которого никто не воспринимал всерьёз. Он был единственным, кто на Ренектише оказался способным владеть силой Эйонгмера — силой, с помощью которой возведение Кубуса для него оказалось делом пяти дней. Он же вскоре и оказался новым правителем Айлинерона.
Лориан уже не знал, что правильно, а что нет. Его вынудили убить десятки существ, возможно, разумных, а теперь предлагают держать в секрете правду о победе над Атексетами. И он снова вспомнил, что теперь его жизнь принадлежит Францу, и тот волен делать с ней, что захочет — так сказал отец. Правильно здесь лишь то, что в наиболее долгосрочной перспективе ведёт к успеху — а как ведутся дела на Кубусе, Лориан пока понимал не до конца.
— Увидев, что вся работа по подавлению чувств оказалась напрасной, Талемер сошёл с ума и покончил с собой, — продолжал Франц. — Узнав от Эйонгмера год, когда на Кубус вновь прилетит Атексетский корабль, Агмаил с двумя выжившими Богами-Основателями разработал план — план, который максимально подготовит нас к следующей атаке. А затем Эйонгмер покинул их, преподнеся всем троим свой подарок — неумирающие тела.
Лицо Франца скривилось в ещё более странной усмешке.
— Интересно, — сказал он с задумчивым взглядом. — Как же распределились роли. Агмаилу — абсолютная власть и вечный почёт, а Эйонгмеру — полное забвение… Но так они договорились. Не мне их осуждать.
— То есть, — начал Лориан после небольшой паузы, — В три тысячи пятом году нападут новые Атексеты?
— Эйонгмер сказал, что так будет, — ответил Франц и вскинул брови. — У Агмаила были свои причины ему доверять. Поэтому наша задача…