Бог не проходит мимо
Шрифт:
Смирнов шумно сел, стул жалобно заскрипел.
– Что за бред? Крест, Евангелие!
– полковник вскочил и нервно заходил по кабинету.
– Это что, новый тип международных террористов с крестами и Евангелиями?!
– Не знаю, Андрей Петрович, не знаю, - развел руки Смирнов.
– А кто знает?
– заорал полковник.
– Так, я даю вам неделю на выяснение всех обстоятельств. Все, свободен, Боря.
Но объяснение не заставило себя долго ждать. На следующий день полковнику Адамову доложили, что его дожидается священник - Павлов Николай Васильевич
– Давно ждет?
– спросил Адамов устало.
После вчерашнего суматошного дня и бессонной ночи у полковника раскалывалась голова. От выпитого кофе и выкуренных сигарет во рту было противно-горько, подкатывала тошнота. Полковник вспомнил, что не только не спал эти сутки, но и не ел. Навязчивые как мухи журналисты периодически пытались прорваться к нему на прием, поэтому полковник распорядился никого к нему не пускать.
– Да с час уже, - ответил дежурный, - сказал, что не уйдет, пока с вами не поговорит.
– Так что же вы его не зовете!
– начиная злиться, повысил голос полковник.
– Так вы сами велели никого не пускать, - послышался удивленный голос.
– Мать вашу! Да я сказал журналюг не пускать, идиоты!
– заорал полковник в селектор так, что голова еще сильнее заболела, словно в нее стали вбивать железный штырь.
Он присел, потер виски руками и застонал.
– Как голова болит. Где эти таблетки?
– пробубнил себе под нос. Нажал кнопку селектора, устало попросил: - Сань, таблетку мне от головы принеси.
В дверь постучались, на пороге стоял пожилой сутулый священник в светлом льняном подряснике, за его спиной маячил сержант Саня с таблеткой и стаканом воды в руке.
– Здравствуйте, меня зовут священник Николай, - ровным голосом произнес батюшка, замешкавшись в дверях, словно робея.
– Да вы проходите, садитесь, - вскакивая со своего места и указывая рукой на стул, поспешил предложить полковник.
– Разрешите идти?
– спросил сержант, поставив на стол Адамова стакан с водой и положив упаковку анальгина.
– Иди.
Священник робко присел на краешек стула и огляделся по сторонам.
В кабинете по-прежнему было накурено, старый вентилятор продолжал устало стрекотать в углу.
– Простите, я не знаю, как правильно обращаться к духовному лицу.
– А как удобно будет, так и обращайтесь, отец Николай можно, а можно просто Николай Васильевич.
– Мои подчиненные вас долго не пропускали, простите за ожидание, - замялся Адамов.
– Ничего страшного. Я пришел сообщить вам...
Отец Николай говорил без акцента, тщательно подбирая слова. В официальных местах он никогда не позволял себе говорить на родном малороссийском наречии. Даже его архиерей не подозревал, что отец Николай в обычной жизни балакает.
– ...очень важную информацию. Вчера я смотрел новости. Телевизор обычно не включаю, а вчера утром, как чувствовал - включил. Так вот, у вашей комендатуры убили...
– отец Николай запнулся.
Он заметно волновался и не мог подобрать правильного слова. Сказать «бандита,
– ...убили человека. Я хочу сообщить, что позапрошлой ночью этот человек, Ахмет, был у меня и принял крещение.
Глаза полковника округлились.
– Вы не возражаете, если я закурю?
– спросил Адамов.
– Курите.
Адамов нервно защелкал зажигалкой, но, кроме искр, она так ничего и не выдала.
– А ну ее, - Адамов в сердцах отбросил зажигалку и сигарету, - продолжайте, я вас слушаю.
– Если коротко, то этот человек пришел ко мне ночью и попросил о крещении, еще он сказал, что убил журналиста Кирилла, я забыл фамилию, и оставил его документы, вот они, - и батюшка достал из кармана потрепанную бордовую книжку.
– Он просил передать эти документы и рассказать, что этот... как его... бандит по кличке Султан предлагал журналисту принять ислам, а журналист отказался, и за это было приказано его расстрелять. Я как священник считаю, что очень важно знать, за что его убили, и сообщить его родным об этих обстоятельствах.
Полковник Адамов неожиданно вскочил, схватил за руку отца Николая и, с силой сжав его сморщенную старческую ладонь, быстро заговорил.
– Батюшка, милый, вы не представляете, какую неоценимую помощь вы нам оказали, приехав сюда и рассказав все это. Мы ведь вчера голову сломали, почему у убитого крест и Евангелие.
Такие эмоции не были свойственны сдержанному и суховатому в общении полковнику. Он словно в исступлении продолжал сжимать руку священника, так что тот поморщился от удивления и боли в ладони.
– Ой, простите, батюшка, простите, - опомнившись, сказал полковник и выпустил руку священника, - вы не представляете, как я рад, что вы приехали и это все рассказали.
Полковник не сразу отпустил священника, все спрашивал его о причастии и исповеди. Поведал, что сам в церковь не ходит и на исповеди ни разу не был, но в Бога верует и крестик носит. А жена его ходит в церковь, и куличи святит на Пасху, и воду берет на Крещение, и все в таком духе. Полковнику хотелось говорить и говорить со священником. Потому что в жизни он с ними почти не общался, кроме того случая, когда освящал машину, да и тогда с батюшкой не удалось поговорить, постеснялся. Хотел спросить его о чем-то, да забыл, о чем. Показалось тогда, что не стоит отвлекать и беспокоить священника по пустякам. А тут такой случай представился, так что полковник не мог не воспользоваться моментом. Слишком много накопилось у него на душе такого, что хотелось рассказать именно священнику.
Наконец обед был приготовлен, дети накормлены и уложены спать. Как ни странно, сегодня они угомонились очень быстро, наверное, погода на них подействовала. За окном стоял серый сумрак, и это в три часа дня! Настя почувствовала непреодолимую усталость, так что почти рухнула на диван. На кухне осталась полная раковина немытой посуды, но сил подняться не было совсем, и Настя задремала.
«Потом, - проваливаясь в сон, думала Настя, - потом посуда, надо еще мясо мужу на ужин приготовить».