Бог не проходит мимо
Шрифт:
– Подождите, подождите, Антонина Семеновна, давайте успокоимся и все взвесим. Если мы поедем сейчас к вам в больницу, об этом могут узнать бандиты и нагрянуть прямо туда. Эти люди не остановятся ни перед чем, тем более что их уже обвели вокруг пальца.
– Отец Андрей, я все понимаю, но вы батюшка, а не доктор, и я вижу другую опасность: если мы не поедем делать кесарево, мы потеряем ребенка, в худшем случае мы потеряем их обоих. А бандиты, может, уже и забыли про нее.
– Нет, они не забыли. Если бы забыли...
– задумчиво произнес отец Андрей.
Он молился, он не
– Сколько у нас времени?
– Максимум пять часов, потом все, затягивать больше нельзя.
– Антонина Семеновна, голубушка, давайте сделаем так: я пойду в храм, открою царские врата, есть такой обычай, и буду молиться, и из храма не выйду, а вы делайте все возможное, что от вас зависит. Если ничего за это время не изменится, будем решать вопрос с больницей. Вы, как заведующая отделением, сможете максимально обеспечить тайну. К тому же будет глубокая ночь, - отец Андрей не скрывал волнения, руки его заметно тряслись, лоб покрылся испариной.
– Я постараюсь, но мне эта вся ваша затея не нравится от начала и до конца. И матушку вы хотите заставить рожать дома, и это с ее-то здоровьем и постоянными проблемами. А если она мне эклампсию даст, как я ее откачивать буду? Эх, - доктор махнула рукой и направилась в дом.
Алена лежала. Схватки по-прежнему были слабыми. Рука, где стояла капельница, затекла, хотелось пошевелить онемевшими пальцами.
Доктор вошла к Алене.
– Скоро начнется? Я больше не могу ждать, - спросила Алена.
– Ляг на бок, я сделаю точечный массаж, ты ничего не бойся, возьми себя в руки. Роды будут непростыми, возможно, поедем в роддом, если понадобится кесарево.
– Кесарево?!
– воскликнула Алена.
– Я не хочу кесарево, мне нельзя в больницу.
– Значит так, когда женщина рожает, она должна забыть слово «не хочу» и выучить слово «надо», - строго ответила врач.
Через час начались настоящие схватки. Алена металась от боли, казалось, что внутри у нее все разрывается. Алена боялась кричать, нельзя было издавать лишних звуков, хотя ставни дома были наглухо закрыты. Алена кусала зубами одеяло и рычала в подушку, как зверь.
Вероника уложила перепуганных детей и впервые за все время вошла в комнату к Алене. Алена лежала на боку, всклокоченные волосы разметались по подушке, несколько прядей прилипли к взмокшему лбу. Она посмотрела безумными, помутившимися глазами на Веронику, застонала и часто задышала от навалившейся схватки. Рядом на столике Антонина Семеновна раскладывала инструменты.
– Матушка, воду поставили кипятить?
– спросила доктор у Вероники, она была сосредоточенна и чрезмерно строга. Черные брови сдвинуты, на переносице образовалась глубокая складка.
– Сколько мне еще?
– тяжело дыша, прохрипела Алена.
– Я больше не могу терпеть этот кошмар, почему мне так больно!
– Потерпи, Леночка, немного осталось, все женщины проходят через это, я сейчас сделаю обезболивающее и укол для лучшего раскрытия, у тебя не очень хорошо раскрывается. Обезболимся, схваточки будут не такими болезненными, немного передохнешь, -
Вероника присела на край стула у изголовья Алены, та посмотрела на нее мучительным, страдающим взглядом.
– Прости меня, - прошептала Алена пересохшими, искусанными до крови губами.
– И ты меня прости, не будем о старом, я хотела сказать, что приму любое решение батюшки.
– Спасибо, - прошептала Алена и скорчилась от очередной схватки. Когда схватка отпустила, она повернулась к Веронике, пытаясь изобразить подобие улыбки, и спросила: - Это всегда такой кошмар, рожать?
– Бывает круче, - улыбнувшись, ответила Вероника и собралась уходить.
Что было дальше, Алена смутно помнила. Нечеловеческая боль пронизывала тело. В какой-то момент ей показалось, что она теряет сознание, и именно в это время врач потребовала от нее еще и физических усилий, к которым Алена была вовсе не готова. Она устала, казалось, что сил больше не осталось. Хотелось сказать: «Отстаньте, оставьте меня в покое», но и на это совершенно не было сил. Как ни странно, но в своем возрасте она не знала, что при родах надо еще и трудиться, превозмогая ужасную боль. В какой-то момент Алене показалось, что вот так, наверное, умирают, и это страшно. Сквозь душный туман она слышала команды доктора, с трудом понимая, что это относится к ней.
– Давай, сильнее, сильнее, еще чуть-чуть. Отдыхай.
Слово «отдыхай» казалось ей спасительным островом, шлюпкой в бушующем океане, за борта которой она цеплялась и могла перевести дыхание, сделать глоток воздуха, чтобы вновь сжаться и превратиться в сплетение галлюцинаций и судорог.
– Все, дыши, - услышала Алена и провалилась в пустоту, откинув назад голову и закрыв от бессилия глаза.
Она ничего не понимала, пока не услышала слабый хриплый писк.
– Смотри, смотри сюда, кого родила, открой глаза, мамаша!
– эти голоса вытащили ее из забытья, она вернулась в реальность, удивленно открыв глаза.
Смеющаяся Антонина Семеновна держала страшнейшее существо сине-фиолетового цвета с висящей, вытянутой, как огурец, головой. Существо пыталось дрыгать ножками и ручками, растопырив на них пальчики, и издавало похожие на скрип звуки.
Пронзительная, ни с чем не сравнимая радость охватила Алену вместе с испугом, недоумением и блаженством освобождения от страданий.
– Это что? Почему он такой страшный и синий?
– Тяжело рождался, не одной тебе было плохо. Слава Богу, все на месте. Да не бойся - они почти все такие синенькие рождаются. На, держи, - и доктор водрузила его Алене на живот, прикрыв для тепла пеленкой.
Мальчик перестал скрипеть и удивленно сопел, слегка перебирая ручками. Алена заплакала. Рядом стояла сияющая от счастья Вероника, казалось, она тоже прослезилась.
– Я думала, они розовые рождаются, - и Алена завыла в голос то ли от счастья, то ли от пережитого, но скорее всего и от того, и от другого вместе.
Она держалась все это время, все ужасы: побег из плена и роды, показавшиеся ей сплошным кошмаром, - все было позади. Сейчас она держит на руках своего ребенка, такого маленького, теплого, беспомощного, да еще и синего.