Бог не проходит мимо
Шрифт:
Насте казалось, что он специально придумывает все мыслимые и немыслимые дела, чтобы пореже бывать дома. Настю это больно ранило, особенно по вечерам. Когда дети были уложены и засыпали, мрачные мысли овладевали ею. Она подолгу сидела в темноте в детской, смотрела на умиротворенные лица девочек, думая, что самое прекрасное - это спящие дети, а в ее жизни ее дети - это и самое главное.
Ее часто посещали мысли о том, что он разлюбил ее, нет того, что было раньше. Она уже давно не думала о себе, жила для мужа, для детей, не обращала внимания на свою внешность, почти ничего не покупала себе, кроме самого необходимого.
Вот и сейчас она села в детской, глядя на спящих детей. Бледный свет уличного фонаря падал на их лица, шумел ветер, скреб мокрыми ветвями деревьев по оконному стеклу. В комнате было зябко, отопления пока не было. Она включила старенький обогреватель, поправила детские одеяла и вышла. Ноги замерзли - у нее всегда мерзли ноги и ладони, такая особенность, и Настя отправилась греться в ванную.
Заснула почти в двенадцать, праздничный ужин остался нетронутым стыть под белой салфеткой. Засыпая, она подумала, что завтра пятница и мясо они не съедят до субботы. Уже сквозь сон Настя слышала, как муж вошел в квартиру, защелкал выключателями, зашумела вода в ванной, но вставать и выходить к нему не было сил. Завтра, если будет возможность, она ему скажет, а мясо придется есть в субботу, правда, оно уже не будет таким вкусным, как сегодня. Обида защемила сердце, сквозь сомкнутые веки проступили слезы.
Но и на следующий день ей ничего не удалось сказать. Муж ушел очень рано, она даже не слышала, когда. Под утро так крепко заснула, что и первый трамвай ее не разбудил, чего с ней никогда не бывало. Проснулась Настя поздно, около десяти, и только от того, что к ней под одеяло в шумом залезли сразу две теплые со сна девочки, они смеялись и лезли целоваться. У них была новая игра, которая называлась «кто больше поцелует мамочку». Девочки шумели и дрыгались.
– Так, ну все, хватит, быстро в ванну умываться, а то икать начнете от смеха, - освобождаясь от крепких детских объятий, произнесла Настя.
Она подошла к окну, на улице было гораздо светлее, чем вчера, хотя по-прежнему пасмурно.
Промчался трамвай, из ванной доносились детские голоса, кажется, дочки затеяли новую игру.
«Вот оно, счастье, - подумала Настя.
– Чего еще надо?»
Сегодня у нее назло всем обстоятельствам обязательно будет хорошее настроение, потому что у нее есть двое замечательных детей и скоро будет еще один, и это ее счастье. Новый день принес старые хлопоты.
Вечером муж пришел раньше обычного. Она только уложила детей и домывала посуду на кухне.
– Привет, - произнес отец Сергий, войдя на кухню.
– Привет, давно не виделись.
– Разве?
– садясь на диван у стола и включая телевизор, спросил муж.
– Кстати, спасибо за ужин, но я вчера не смог попробовать, было уже двенадцать, а я служил сегодня. Придется завтра съесть, а завтра я с утра не служу.
– Нет, не смотрела.
– Поесть дашь?
– Дам, - ответила Настя, накладывая в тарелку рис.
– Один рис? Дай к рису что-нибудь, лечо или икры кабачковой. Соевый соус есть?
– Соуса нет, есть икра, сейчас открою.
– Ну давай икру, заморскую.
Отец Сергий набросился на еду, одним глазом смотря в телевизор. Эта его манера есть Настю ужасно раздражала, но она, как всегда, молчала. Какой смысл делать ему замечания, все равно не исправишь, он и так редко дома бывает, хоть посмотреть на него, и то ладно. Тут же подскочила и провокационная мысль: «Чем пялиться в телек, лучше бы со мной поговорил, а то месяцами почти ни о чем не разговариваем».
– Слушай, выключи телевизор, у нас новости есть, - произнесла Настя, присаживаясь напротив на табуретку.
Отец Сергий оторвался от телевизора и щелкнул пультом.
– Ну? Какие новости?
– У нас третий намечается, - опустив глаза и теребя пуговицу на халате, произнесла Настя.
Отец Сергий отложил ложку и даже, как показалось Насте, нахмурился.
– Ты что, не рад?
– изумилась Настя, поправляя сползшие на нос очки.
– Нет, я рад, просто думаю...
– Что ты думаешь, я вижу: ты не рад.
– Я всегда рад детям, просто это как-то...
– он замялся, подбирая нужные слова, - как-то неожиданно, что ли. Нет, ты сама понимаешь, после прошлого случая надо беречься и быть осторожнее.
– Что ты несешь?! Ну ты сам понимаешь, что ты плетешь?!
– Настя заплакала и выскочила из кухни.
Вот так, а раньше она представляла себе, что, узнав о ребенке, муж будет кружить ее на руках, и они будут смеяться.
– Настя! Ася, подожди! Асенька, ну прости, я не так сказал.
Настя лежала на диване, уткнувшись лицом в подушку.
Сергей погладил ее по разметавшимся волосам.
– Ась, я правда очень рад, ну прости. Просто после того, как мы мальчика потеряли, я стал этого бояться. Я вообще думал, что у нас больше не будет детей.
– С чего это ты думал, что у нас детей не будет?
– сердито спросила Настя, сев на диване и вытирая мокрые глаза.
– Ну прости, - он обнял ее за плечи, - тогда столько пережили, я до сих пор не отошел. Ты болела долго, ну я и думал, что если это и случится, то не скоро, не так скоро. Да и врачи говорили, что надо было обследоваться, причину выяснить. А Господь, значит, решил по-другому.
– Слушай, ну зачем ты мне все это напоминаешь? Думаешь, я меньше тебя переживала, зачем к этому надо возвращаться? Радуйся новому ребенку.
– Ладно, не бери в голову, что я тебе наговорил, пойдем чай пить, - сказал Сергей, протягивая ей руку.
Во дворе глухо залаяла собака, послышались отдаленные детские голоса, какая-то возня и шаги к калитке.
У Алены гулко забилось сердце, кровь неприятно пульсировала в висках, голова кружилась, во рту пересохло.
Калитка распахнулась. Это был он, только сильно повзрослевший, возмужавший, с небольшой бородкой и длинными до плеч волосами. Он был гораздо красивее того Андрея, которого она знала в семинарии и которого так нелепо потеряла, но это был он, ее Андрей. Дальше Алена не помнила ничего, ноги подкосились, и все померкло.