Бог Войны
Шрифт:
Могу сказать, что он ненавидит то, что потерял контроль над ее состоянием и не может постоянно наблюдать за ней, как раньше. Я также могу сказать, что ему требуется все его самообладание, чтобы снова не влезть в ее жизнь и не причинить ей боль.
Я уважаю это в нем. А также то, что он всегда ставит ее благополучие выше своего.
Но в конечном итоге я все равно презираю этого мерзавца всем сердцем. И пусть он винит в этом своего отца.
Я глубоко вздыхаю.
— Она постепенно поправляется. У нее не было приступов уже три недели, а уменьшение дозы
Он кивает.
— Я вернусь позже.
— Я бы предпочел, чтобы ты не возвращался.
— Я вернусь, — он бросает взгляд на отца. — Я подожду тебя снаружи. И долго не задерживайся, тебя ей тоже лучше не видеть.
Мы с Эйденом смотрим, как его сын уходит с той гранью раздражающего высокомерия, которая присуща и его отцу.
Если бы я не знал, что Илай страдает, я бы подумал, что он в полном порядке с тем уровнем спокойствия, который он проецирует на окружающий мир.
— Прекрати думать о том, как убить моего сына, — Эйден стоит передо мной, фактически закрывая мне обзор. — И нет, ты не можешь его отравить.
— Тебе следовало держать его подальше от моей дочери, как я и просил двадцать три года назад. Вся эта неразбериха из-за тебя.
— Чепуха. Вся эта неразбериха произошла из-за того, что ты отказываешься признать, что твоя дочь взрослая и может сама принимать решения, и если это означает связать свою жизнь с жизнью Илая, то так тому и быть.
— Только через мой труп.
— Ради счастья моего сына это можно устроить.
— Это угроза?
— Может быть.
Мы долго смотрим друг на друга, прежде чем он издает напряженный вздох.
— Слушай, придурок, мне плевать на твои попытки угрожать ему каждый раз, когда ты его видишь, но теперь все по-другому. Он похудел. Он почти не ест, не спит и не функционирует должным образом. Крейтон прилетел из Штатов, чтобы побыть с ним, и Эльза очень беспокоится за него. Я беспокоюсь за него. Каждый день он приходит на работу, похожий на функционирующего зомби, у которого в любой момент может остановиться сердце. Единственное, что заставляет его выживать, — это Ава. Так что если я могу не обращать внимания на то, что она ударила его ножом, то и ты сможешь не обращать внимания на свою бессмысленную предвзятость.
Я прищуриваюсь.
— Он рассказал тебе об этом?
— Он сделал все возможное, чтобы я не узнал, и я позволил ему поверить, что нахожусь в неведении. Мы с тобой оба понимаем, что он сделал это, чтобы защитить Аву от моего гнева и не запятнать наши отношения, так что перестань быть ублюдком и оставь детей в покое, ладно?
Это было бы возможно, если бы Эйден не украл у меня первый вальс Сильвер. Или если бы не существовало того факта, что он был ее первым женихом, пусть и фальшивым.
И нет, я все еще не забыл об этом и никогда не забуду.
— Не обижай моего сына,
— Тогда попробуй, Кинг.
Мы смотрим друг на друга еще несколько мгновений. Он отстраняется только потому, что его драгоценный сын зовет его.
— Мы останемся родственниками на всю жизнь, Нэш. И надеюсь, ты уже морально готов к Реми и Ари, потому что их отношения активно развиваются где-то на заднем плане.
Эйден уходит, прежде чем я успеваю прижать его к стене и задушить до смерти. Этот урод любит меня раздражать, так что последнее неправда.
Мне и так трудно справиться с первой частью.
И нет, я все еще не принимаю Илая. Даже если он немного более терпим, чем его отец.
Купив в местном магазине кофе с нелепым названием, я возвращаюсь в комнату Авы.
Мои шаги прерываются, когда я слышу смех. Боже правый. Давненько я не слышал, чтобы моя дочь так свободно смеялась и была так счастлива.
Она была маленькой социальной бабочкой с самого рождения, но была лишена своего света из-за аномальных нейронов в ее голове.
Нейронов, которые она унаследовала от меня, потому что я был эгоистом, который решил, что может иметь детей с его-то дефектными генами.
Но Сильвер права. Я бы не хотел, чтобы все было иначе. Мы любим наше маленькое чудо, несмотря ни на что.
Однако Ава так много боролась, особенно в подростковом возрасте и после него, и моя милая девочка изо всех сил старалась скрыть это и слишком долго отрицала.
Сейчас она постепенно выздоравливает. Ава, похоже, не беспокоится о боли, которую приносит этот отвратительный метод терапии. Она идет на это с ослепительной надеждой, которая ставит меня в неловкое положение за то, что я вообще выступал против этого эксперимента.
Моя дочь намного сильнее меня и ее матери вместе взятых. Может, в прошлом она и проваливалась в черные дыры, но сейчас она не только хочет исправиться, но и упорно работает над этим.
— Кстати, Сеси, — говорит Ава. — Я начала читать книгу, которую ты принесла мне в прошлый раз, но такое ощущение, что я читала ее раньше. Но не помню когда.
Наступает пауза, и я вздыхаю. Этот ублюдок Илай, должно быть, прочитал ее ей.
— О, кто знает? — Сесили неловко смеется. Она такая же честная и заботливая, как ее мать, Ким, и это делает ее дерьмовой вруньей.
— Я снова все забываю? — спрашивает Ава испуганным голосом. — Пожалуйста, скажи мне правду.
— Нет, нет, — говорит Сильвер. — Возможно, я читала эту книгу вслух, пока ты спала.
— Ах, в этом есть смысл, — она испускает легкий вздох. — Эй, мам?
— Да?
— Э-э… Илай когда-нибудь спрашивал обо мне?
Я заглядываю в приоткрытую дверь, и от выражения надежды на лице Авы меня чуть не хватает удар.
Иисус Христос.
Она действительно любит этого придурка, не так ли? Я должен был поверить ее слезам, когда она подписывала бумаги о разводе, — они были честнее, чем ее слова или многочисленные раны на ее теле.