Богдан Хмельницкий
Шрифт:
как говорилось в те времена, были выражением внимания и уважения; кому давали
поминки, того, значит, признавали важным и влиятельным лицом, нуждались в нем. Но
венецианский сенат не только не дозволил своему послу делать этих издержек, а еще
посылал ему выговоры за недостаток бережливости. Тьеполо никому не давал
поминков и оттого паны не любили его и расположены были скорее вредить ему, чем
помогать. На поляков нужно было действовать
поляков первыми добродетелями, внушающими уважение, были щедрость и роскошь, и
ничто так не отталкивало их, как скупость. Венеция поставила своего посла в
необходимость являться, при всяком случае, с этим пороком. Таким образом, во время
приезда молодой королевы знатные папы, приветствуя ее, складывали у ног её разные
подарки и одни перед другими щеголяли своею щедростью. Тогда маршал Опалинский
представил королеве венецианского посла и публично сказал ему: «ваша очередь
засвидетельствовать ваше уважение её величеству». Посол сгорел от стыда и
проговорил только, что его республика несколько позже без щегольства покажет свое
участие. На него стали смотреть, как на политического плута, который хочет обмануть
поляков, втянуть их в опасную войну ради своих выгод. В этом поляки и не
обманывались. Сам Тьеполо в своих донесениях говорит: «Польша, будучи спокойною,
не имеет никакой необходимости нарушать мир, но я внушил королю такие замыслы,
которые нам принесут пользу, а Польше чрезвычайные потери».
Вербунка войска шла быстро и возбудила волнение между шляхтою, особенно в
Великой Польше, куда приходили навербованные в Германии солдаты, привыкшие во
время тридцатилетней войны не сдерживать своего произвола; и в Полыпе они начали
бесчинствовать. Шляхта, всегда зорко смотревшая за неприкосновенностью своей
свободы, стала кричать, что король нарушает её права и преступает свои обязанности.
12 мая прибыл в Варшаву великий канцлер литовский Альбрехт Радзивилл,
которого молено было назвать истиным господином всей Литвы; пан гордый,
самолюбивый, он хотел всегда держать короля в руках и не давать ему зазнаваться.
Слухи о военных приготовлениях поразили его неожиданно. Без совета с ним король
замышляет войну, заготовляет орудия, собирает войска,, вступает в союзы, а он,
Альбрехт Радзивилл, ничего об этом не знает: это сильно оскорбило его. «С первого
раза,—говорил он,—я не сообразил, с кем это затевается война, и сначала думал, не со
127
Швециею ли? Только уже приехавши в Варшаву, узнал я, что хотят
турками по наущению венецианского посла». Первым его делом было обратиться за
объяснениями к своему товарищу по должности, коронному канцлеру. Здесь
ОССОЛИНСКИЙ опять показал свое двоедушие и ничтожность. Он, первый доверенный
короля, не принадлежал однако к числу знатнейших родов дворянства Речи-
ИИосполитой. В сравнении с такими родовитыми лицами, как Радзивилл, он был
выскочка. Отец его Збигнев Оссолинский заслужил милости у Сигизмунда III и хотя
был сенатором, а все-таки заискивал благосклонность фамилии Радзивиллов. Правда,
когдаОссолинские поднялись вверх, нашлись в Польше генеалоги, доказывавшие, что
род Оссолинских чуть ли не современен самому Леху, но это носило характер
сомнительности, и все сознавали, что Оссолинские далеко не доросли до Радзивиллов,
Любомирских, Вишневецких. Перед Радзивпллол коронный канцлер почувствовал ту
трусость, какую чувствовал всегда польский дворянин перед своим собратом, который
был выше и влиятельнее его. «Верно король на охоте, вместо зайца, поймал проект
войны», сказал Оссолинский, выдавая таким образом своего покровителя короля,
поверявшего ему свои тайны. «А кто же,—спрашивал Радзивилл,—-приложил печать к
прнповедным листам и раздавал патенты военным начальникам? Ведь у вас война
совсем на носу». Не я,—отвечал канцлер,—-я отказывался подписывать и
прикладывать печать». «И я,—сказал Радзивилл,—лучше позволю себе отрубить руку,
чем приложу печать Великого Княжества Литовского к таким дела.мъ».
Радзивилл явился к королю. Владислав поздравлял его с приездом и объявил, что 14
мая он соберет у себя сенаторов и предложит им на обсуждение важное дело. Он
приглашал на это совещание и литовского канцлера.
На другой день, 13 мая, Радзивилл сошелся с Оссолинским в саду монастыря
реформатов. «Нам,—сказал Радзивил,—нельзя соглашаться собирать совет завтрашний
день. В Варшаве немного сенаторов. В секретных -совещаниях решение зависит от
короля, королевские прегрешения припишутся нам, и мы не так-то легко выпутаемся
перед нациею. Пусть лучше совет -отложится до будущей коронации королевы».
Радзивилл хотел, чтобы сенаторов на совете было побольше; он знал, что
большинство воспротивится и положит конец королевским затеям. Оссолинский во
всем потакал Радзивиллу. Итак, предполагаемое королем -совещание с сенаторами не