Богдан Хмельницкий
Шрифт:
войны с Турцией»; с другими неприятелями они счастливо мерялись, а борьбы с этою
гидрою избегали». Общее желание сената было не только против наступательной, но и
против оборонительной войны; все находили, что король не должен иметь права
самовольно приглашать и собирать войско.
Такой прием королевской пропозиции в сенаторской Избе огорчил короля до того,
что он слег в постель; послы хотели видеться с королем, но король несколько дней не
принимал
ноября. Канцлер от имени короля сказал им так: «Король предоставляет Речи-
Посполитой рассудить: следует ли удержать собранное войско или распустить его, но
пусть государственные чины обратят внимание на то, что в настоящее время
неприятель-
131
ские козни внушают опасение; если же государственные чины требуют непременно
распущения войска, то король не стоит за него, только желает, чтобы это распущение
совершилось без вреда для подданных, постепенно. Напрасно думают, будто все это
войско состоит из чужеземцев; его составляют главным образом люди польского
происхождения, присягавшие королю и Речи-Посполитой».
Возвратившись в Избу, послы стали разбирать королевский ответ и были им очень
недовольны. «Самое лучшее средство распустить войско,—говорили тогда,—свернуть
знамена, и пусть каждый идет куда хочет; те же, которые были зачинщиками замысла,
пусть теперь постараются о средствах распущения войска».
Некоторые предлагали предать суду тех обывателей, которые без всякого
соизволения Речи-Посполитой набирали военные силы. Эта мысль о предании суду
тех, которые действовали по воле короля, была для него оскорбительна, особенно тогда,
когда никто не ставил в вину панам права держать войско, и никто не думал судить их
за это.
Сейм на несколько дней отвлекся другими занятиями, но 15 ноября прибыли
великопольские паны с своими инструкциями, где в резких выражениях шляхта
домогалась немедленного распущения войска, обвиняла короля в том, что он входит в
тайные совещания с иноземцами и требовала разговора послов с сенаторами в
отсутствии короля. Это последнее требование было не по сердцу самим сенаторам; оно
имело вид как будто послы хотят судить не только действия короля, но и сената, и
сенаторы, до сих пор нападавшие на короля, увидели необходимость стать до
некоторой степени защитниками его. Послы, возбуждаемые великопольскими своими
товарищами, из которых особенно кричал Вогуслав Лещинский, требовали объяснения
с королем, но Владислав извинялся болезнью и прислал к ним
они стали защищать добросовестность и благонамеренность короля. «Побуждение, с
которым король открыл вербовку войска, — говорили они, — достойно только
похвалы; если это предприятие находят противным закону—пусть из всего государства
будут удалены прибывшие сюда солдаты; король просит только о том, чтобы защита
Речи-Посполитой была обеспечена, чтобы нанятым солдатам было выплачено
жалованье, и чтобы нация обратила внимание на королеву, которая раздала на нужды
Речи-Посполитой принадлежащие ей суммы». Но представления сенаторов мало
умягчили послов. Они стали требовать, чтобы немедленно был написан и доставлен в
посольскую Избу универсал о распущения войска. Король в тот же день исполнил их
желание, но посольская Изба нашла, что королевский универсал написан в слишком
мягких выражениях; послы требовали, чтобы в этом универсале была угроза для
непослушных, и вместе с тем, чтобы коронному гетману было послано предписание
строго карать тех, которые окажутся виновными в совершаемых бесчинствах.
Король исполнил и это требование. Но послы не переставали горячиться.
J) Познанского епископа Шолдрского, жмудского епископа Тышкевича, воевод:
брестского Щавинского, Мстиславского Абрагамовича, поморского Денгофа, и
каштелянов: серадского Быковского и гданского Ииобержнцкого.
9*
132
Товарищ Лещинского, великопольский посол Твардовский, кричал: «Зачем король
вступает в союз с иностранными державами, зачем держит у себя постоянно
иноземных послов, зачем прекратил платеж татарам п раздражил крымского хана,
зачем выдавал приповедные листы без печати канцлера за своею приватною печатью,
зачем неправильно раздавал королевщины и награждал ими не тех, кого следовало по
заслугам? Немедленно распустить войско, уменьшить королевскую гвардию, которую
король увеличил без согласия Речи-Посполитой, возобновить мирный договор с
Турциею и Крымом!» За короля заступался тогда Остророг; он приводил в пример
Катона, советовавшего забывать прошедшее и размышлять только о будущем,
оправдывал короля в нарушении договора с татарами тем, что татары первые сделали
набег на польские области; «что же касается до сношения короля с чужеземными
посланниками,—говорил он,— то об этом мы узнаем от сенаторов на публичном с
ними совещании». Тогда один из послов, Хржонстовский, сказал: «Сенаторы с нами