Боль мне к лицу
Шрифт:
Когда мы в уютном молчании доезжаем, я вдруг понимаю, что не называла адреса; Елена уверено выходит, шагая к нужному подъезду, задерживаясь лишь на мгновение, чтобы дождаться меня, а я гадаю, какое отношение это женщина имеет к Ивану Доронину.
Глава 11
— Аня, угостишь чаем? — Елена долго и тщательно моет руки, совершенно не собираясь оставлять меня одну. Я включаю газ под чайником, соображая, к чему приведет наш разговор.
— Елена, давайте честно и прямо, что Вам от меня нужно? Без этих Ваших «штучек», — я делаю знак, изображающий кавычки. Елена, по-прежнему
— Напрямую, так напрямую, — легко соглашается она. — Я занимаюсь психологией, читаю курс лекций по профайлингу сотрудникам Следственного Комитета и в университете МВД. Иногда меня привлекают к поискам преступников, но, чаще всего, крупные фирмы оплачивают мои услуги на переговорах, при отборе кандидатов на важные должности.
Я внимательно слушаю, не перебивая, но не могу понять, как связана со всем сказанным.
— Уголовные дела отнимают много сил и времени, и я каждый раз говорю себе, что не хочу больше с ними связываться. Но все равно иду.
— Почему?
— Мне невыносима мысль, что где-то на свете ходит убийца, поймать которого с моей помощью может оказаться легче и быстрее, чем без привлечения специалиста. Штатные психологи составляют неплохие психологические портреты преступников, да и опытные следователи сами в состоянии справиться без участия человека со стороны. Но иногда, — иногда, в процентах десяти — пятнадцати — именно благодаря таким людям, как я, виноватый оказывается за решеткой в самые короткие сроки или преступления удается предотвратить.
— В этом деле у Вас тоже личный интерес?
Она замолкает, внимательно глядя на меня. Думает, как лучше ответить.
— Мы договорились говорить прямо, — напоминаю я, ловя очередную улыбку.
— Ох, Аня, непросто же с тобой. Ты и сама могла бы стать неплохим профайлером.
— Если бы не была шизофреником, — сухо отвечаю на ее фразу.
— Никто не знает, где заканчивается норма и начинается патология, — пожимает плечами женщина. — Иногда можно всю жизнь балансировать на грани, принося при этом пользу людям. Или, как минимум, ни делая ничего плохого.
— Вы все дальше и дальше от первоначальных вопросов, — напоминаю я, дивясь, как легко она забалтывает меня.
— К расследованию этой серии я, действительно, попала не просто так. Меня позвал Иван, и отказать ему я не смогла, — она разводит руками, словно от этого что-то должно стать более ясным.
— У Вас с ним были отношения? — Елена смеется довольно звонко, словно слышит забавную шутку:
— Ну, если это можно так назвать. У нас был роман на первом курсе университета. Мы учились в одном вузе, поступили в один год, но на разные специальности. Любовь прошла, теплые отношения друг к другу остались, и поэтому, когда он просит помощи, я соглашаюсь. К тому же, материалы дела весьма любопытные, и я хочу проверить, насколько составленный мною профиль убийцы совпадет с тем, что есть на самом деле.
— Какой он, этот маньяк? — я внимаю каждому ее слову:
— Мужчина, возраст — примерно между тридцатью и сорока годами. Высокого роста, приятной внешности. Физически хорошо развит. Бывший военный или спортсмен, получивший
Рос в полной семье. Отец был доминантным, категоричным, не спрашивал его мнения. Считал, что любовь надо заслужить, старался быть лучшим во всем. Эмоционально беден.
К уголовной ответственности не привлекался. Первое убийство совершил уже в совершеннолетнем возрасте, в ясном уме. Тогда же и ощутил вседозволенность, превосходство над другими.
Орудие убийства — хирургический скальпель, армейский нож. Чрезмерная самоуверенность. Он не прячет тела, но выбирает тихие места, чтобы не торопясь сделать задуманное. Осторожен, не оставляет никаких следов. Сексуальной подоплеки не прослеживается — убитые жертвы не изнасилованы. Комплекс сверхценных идей, возможно, убийствами преследует определенную миссию. Но это не ритуал, несмотря на вспоротые животы и подвешенные состояния последних жертв — положения тел в предыдущих случаях отличалось, но, определенно, проскальзывает общий почерк. Пытается играть с правоохранительными органами, наслаждаясь своей безнаказанностью.
Выбирает уединенные объекты, но не в глухих районах. Возможные места преступлений — заброшенные территории, пустыри, старые дома. Предполагаю, что убийца страдает паранойяльной психопатией.
Я пораженно молчу, переваривая услышанное.
— Но как? Внешний вид, возраст?
— Паранойя достигает пика в период социальной адаптации, как раз к этим годам.
— Только на основе этого?..
— Нет, конечно, нет, — снова улыбается Лена, будто бы только что не описывала мне портрет убийцы. — Многие детали, на которые можно не обратить внимания, складываются, словно мозаика, в объемную картину. Рост вычисляется по характеру нанесенных увечий, физическая сила — не каждый может подвесить жертву. На самом деле, психический портрет занимает почти десять страниц машинопечатного текста, но он не может служить доказательством. Бывает, что люди ошибаются, и какой-то из пунктов не совпадет с реальностью, — или даже несколько.
— Почему Вы решили этим заниматься? Совсем не женское дело.
— В детстве мне хотелось понять: почему одни дети в классе со всеми дружат, другие — вечно ссорятся. Психологом я мечтала стать класса с шестого — проводила тесты, анализировала результаты, — женщина издает смешок, — изучала биографии известнейших людей, начиная от Фрейда и заканчивая Джоном Дугласом, — знаменитый, кстати говоря, профайлер, прототип героя одного из популярных ныне сериалов. Но когда дело дошло до поступления в институт, папа сказал, что психология — лженаука и шарлатанство, и если уж идти — то на что-то серьезное. Так я попала в юридическую академию, но, закончив ее и два года проработав по образованию, отправилась переучиваться на того, кем и хотела быть все эти годы. А кем ты мечтала стать в детстве?
Вопрос настолько неожиданный, что я долго не отвечаю, пытаясь вспомнить.
— Нормальной, — честно признаюсь, — мне хотелось быть как все.
Женщина складывает пальцы домиком и упирается кончиками пальцев в подбородок:
— Что тебе мешало?
— Голоса.
— Если бы ты не слышала их, то была бы такой как все?
— Да, — киваю я, ощущая, как щиплет глаза от невыплаканных слез.
— Тогда с тобой все играли бы, дружили, так? Из-за голосов у тебя не было друзей?