Боль мне к лицу
Шрифт:
Кручу головой, с опаской оглядываясь по сторонам, и мысленно тороплю Ваню. Я не чувствую себя защищенной, — он подкрался ко мне средь белого дня, возле оживленного торгового центра, где повсюду установлены камеры и ходят люди.
Как наши пути пересеклись? Я не хочу верить, но склоняюсь к мысли, что Человек с кладбища шел по моим следам. Так же, как и Толик — улыбчивый полицейский, которому удается упустить меня всякий раз, как рядом оказывается он.
Холодными
Я ощущаю себя примерно так же.
Через тринадцать минут Толик возвращается, усаживаясь на водительское место.
Крутит зубочистку во рту, барабанит по рулю. Я искоса наблюдаю за ним, сжимая губы.
«Спроси его»
«Ты же не успокоишься»
«Мы поймем, если наврет»
Слушаю голоса и соглашаюсь с ними.
— Иван скоро приедет? — начинаю издали, словно готовлюсь к прыжку. Кажется, теперь я охотник, а жертва сидит рядом, еще не подозревая о моих планах.
— Уже должен, — Толик бросает быстрый взгляд в зеркало заднего вида, не меняя позы. Он все еще волнуется, и я пытаюсь понять причину. Точнее, какая из них заставляет нервничать его сильнее.
— Как ты потерял меня тогда, у погоста?
Полицейский застывает на короткое мгновение, теряется. Рука замирает вначале движения. Куда он тянул ее?
«Спроси, что у него с головой», — четвертый шептун появляется неожиданно, и в первую секунду я теряюсь, слыша его интонации. Точнее, ее.
Ведь все, что связано с ее появлением, так или иначе, относится к маньяку.
Мне снова кажется, что он рядом, что чужой, цепкий взгляд рыскает по моему телу, застывая на затылке. Передергиваю плечами, скидывая напряжение.
— Ты свернула в подворотню и как сквозь землю провалилась.
Он не смотрит на меня. Хваленный оперативник Ивана избегает зрительного контакта — такой ли уж Толик профи?
— Толя, — зову очень тихо, почти ласково, — что с твоей головой?
Полицейский медленно поворачивается. Бесстрастная маска, — взял себя в руки, но я вижу, что лицо бледнее шее в вороте голубой рубашки.
— В смысле? — он переспрашивает, хмурясь, но я не верю чужому спектаклю. Неубедительно.
Голоса не врут.
В отличие от людей.
— Голова. Кладбище. Я уже знаю, — пытаюсь сделать вид, что мне известно куда больше, чем
— Я…
Темная тень появляется за спиной Толика, не давая ему закончить фразу. Мы одновременно вздрагиваем от неожиданности, когда Иван резко распахивает дверцу и садится назад.
— Мне тоже расскажи, — в голосе сталь и власть. Я вытираю влажные ладони о колени, с испугом наблюдая за Дорониным.
Он кажется огромным по сравнению с пространством автомобиля, заполняющим все вокруг. Даже дышать становиться тяжелее — настолько Иван сейчас велик в своем негодовании.
Суровые складки прорезают лицо прямыми линиями, во взгляде читается еле сдерживаемый гнев.
— Или ты, — он поворачивается ко мне, и я возвращаюсь в прежнее положение, отворачиваясь от него. Смотрю перед собой, отвечая:
— Это не мое дело. Своих сотрудников допрашивай без меня.
— Толик…
— Он ударил меня по голове, — перебивает начальника полицейский. Выпаливает, не переводя дыхания, чтобы признаться быстрее, — и я потерял сознание. Ненадолго, минут на десять, но Аню уже не нашел. После этого сразу позвонил тебе, Иван.
— Ах**но, — не выдерживает Доронин. — Б***ть, ты о чем вообще думал? — он орет, выпуская пар, и мне кажется, что Ваня сейчас схватит Толика и выбьет из него дух, расшибет голову о приборную панель. — Ты с работы вылететь хочешь? А ну, вылезай, — и мужчина выходит из машины, со всей дури хлопая дверью. Толик следует за ним нехотя, отходя на три-четыре шага в сторону от автомобиля. Я все равно слышу их разговор, хотя Иван уже пытается сдержаться, не переходя на повышенные тона, но ему это почти не удается.
Я сползаю еще ниже по сиденью, вслушиваясь и всматриваясь, пытаясь разглядеть что-то еще за их беседой.
Не слова, — эмоции, ощущения.
Мне безумно жаль в этот момент Толика. Он вдруг становится меньше ростом, сутулясь, но смотрит прямо. Признает вину, готовясь понести заслуженное наказание, но приговор Ивана оказывается куда жестче, чем ожидает полицейский.
— Ты отстранен, — чеканит Доронин, стреляя словами. Они летят прямо в Толика, растекаясь кровавыми ранами по светлой одежде.
Лицо полицейского окончательно теряет краску, становясь смертельно бледным.
Мое сердце сжимается в сочувствии, и я отворачиваюсь. Слишком интимны обнаженные эмоции провинившегося Толи.
— Иван Владимирович, — он все еще пытается найти слова в свое оправдание, но все мы понимаем: бесполезно.
— Я все сказал, — отрезает Иван. — На выход.
Последняя фраза адресовывается уже мне.
Я послушно выхожу из машины, следуя за Дорониным. Он идет, не оборачиваясь, не дожидаясь, пока я поравняюсь с ним.