Боль мне к лицу
Шрифт:
Он проходит вперед, шуршит венком, пронося его мимо. Хлопает наружная дверь, и я вдыхаю, наконец, полными легкими.
Открыть глаза тяжелее всего. Комната, ободранная мною еще днем, кажется одиночной камерой, холодной темницей. Я подхожу к дивану, откидывая в сторону свою кофту, понимая, что больше не надену ее никогда.
На пол передо мной падает змея.
Я спотыкаюсь, пятясь назад, готовая снова сорваться на крик, но вовремя понимаю, что она — ненастоящая. Муляж, имитация, призванная добить меня.
«Кто
«Жена твоего любовника»
«Чокнутая мстительная бабенка»
«Янка, сука»
Брезгливо хватаю гадину двумя пальцами, запихивая ее в кухонное ведро. После мою руки, лицо, засовываю под кран голову. Волосы отросли сантиметров на пять; массирую кожу и выпрямляюсь, давая воде стечь по лицу, плечам. Теплые капли скатываются за воротник, капают на пол. Стараясь не смотреть на отражение, выхожу в коридор, одновременно с тем, как Ваня заходит домой.
Он прислоняется к косяку, впираясь в меня тяжелым взглядом. Белки покрыты красной сеткой полопавшихся капилляров. Темные круги под глазами выделяются еще сильнее, будто подрисованные гримером. Я хочу стереть темноту, поселившуюся на его лице, но не шевелюсь.
— Ань, это Яна.
— Я знаю, — киваю в ответ. — Месть обиженной женщины всегда страшна.
— Я не ожидал от нее такого, — он проходит мимо, качая головой.
— Она, наверное, тоже. И от себя, и от тебя.
— Что? — Доронин оборачивается, непонимающе глядя на меня.
Я сажусь на пол посередине коридора, вытягивая ноги. Вода, капающая с волос, успевает остыть, становясь неприятной, но я терплю. Как обычно, как всегда.
Усталость, моральная и физическая, давит с невероятной силой. Я ощущаю себя столетней развалиной, еле ворочающей языком.
– Ты все понимаешь, Вань. Пока мосты не сожжены, ты так и будешь метаться меж двух берегов.
Он опускается напротив, запрокидывая голову и прислоняясь макушкой к стене.
— Что же мне делать?
Я молчу.
Вопросы, на миг застывающие между нами, обрушаются об пол острыми осколками, раня нас обоих, но мы терпим боль.
Я — по привычке.
Ваня — еще не понимая, откуда она берется.
Ему только предстоит все понять.
— Иди ко мне, — он подзывает меня словно кошку, похлопывая по бедру. В голосе — тоска и усталость, и мне снова хочется наполнить его силой, вдохнуть жизнь. Я дохожу до Вани, сажусь рядом. Полицейский прижимает меня к себе, утыкаясь носом в висок.
— Обои тоже она? Или твоя работа?
— Моя, — отвечаю я, и начинаю хохотать, а Ваня — следом за мной, выпуская скопившееся напряжение.
Насмеявшись до слез, мы перебираемся в гостиную. Пока я расправляю постель, Иван раздевается, ставит на зарядку телефон, включая его. Почти сразу мобильный
— Незнакомый номер, — хмурится полицейский, после чего принимает вызов, нажимая на громкую связь. Сначала мы слышим лишь непонятный шум, а после раздается припев знакомой песни
— «Пять минут, пять минут — бой часов раздастся вскоре. Пять минут, пять минут — помиритесь те, кто в ссоре. Пять минут, пять мину, разобраться, если строго, даже в эти пять минут можно сделать очень много. Пять минут, пять минут, бой часов раздастся вскоре, помиритесь те, кто в ссоре…»
— Выключи! — я дергаю полицейского за руку, выводя из оцепенения. Взгляд его кажется стеклянным, обращенным куда-то сквозь меня. — Ваня, Ванечка!
— Пять минут, — медленно тянет он, не реагируя на мои слова. — В прошлый раз были часы — без десяти двенадцать. Теперь — без пяти. Помиритесь те, кто в ссоре. Янка!
Он уже срывается, чтобы бежать, но тут вспоминает обо мне.
Я отхожу назад, качая головой. Как легко Ивану покинуть меня, оставить одну. Так было всегда, было и будет.
— Аня… Черт, — Доронин трет лицо рукой, ерошит волосы нервными движениями, мерит комнату шагами. Он — порыв ветра, ураган. — Кто следующая жертва, Аня?
Я закусываю губу, с отчаяньем глядя на него.
— Не знаю, Иван, не знаю!
Мужчина дергает мобильный, выдираю зарядку из розетки, набирает номер жены, но она не отвечает.
— Вань, ты видел, сколько время? Третий час ночи, она спит.
Я чувствую горечь во рту, говоря о его супруге. Не стоило ждать, что карточный домик простоит долго.
— Ань, мне ехать надо. Я должен проверить…
— Конечно, — киваю головой.
— Аня, если это маньяк…
— Не оправдывайся. Это твоя семья.
Он переминается с ноги на ногу, глядя исподлобья, словно я виновата во всех бедах. Возможно, в чем-то так и есть.
— Завтра Романцеву хоронят. Пойдешь?
— Пойду, — киваю я. Всю неделю она снится мне, сломанная и мертвая. Попрощаться — лучшее, что я могу сделать. Для нее ли, для себя — не важно, но знаю, — это именно то, что нужно.
Ваня срывается, исчезая за порогом квартиры, оставляя меня одну.
Все логично, все так, как должно было быть. Я ложусь спать, ожидая его приезда, но ни сегодня, ни завтра Иван не появляется.
Я жду его с самого утра, просыпаясь непривычно рано, но понимаю, что зря. Мой телефон молчит, сама я не решаюсь позвонить первой. Тревожные сны, терзающие на протяжении ночи, оставляют на лице печать скорби и тоски.
Умываюсь, долго и тщательно чищу зубы, надавливая на них щеткой так сильно, что из десен начинает сочиться кровь. Сплевываю под волнительные возгласы шептунов, набираю полный рот холодной воды, и долго держу ее, не дыша.