Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник)
Шрифт:
Я поймал торчащий из песка сосновый корень, ухватился за него покрепче и вытащил себя на косогор. Оказалось, что это довольно нелегко, кстати.
– На километр за три минуты по лесу не убежишь, – сказал я. – По стадиону и то не каждый пробежит, а по лесу-то… Ноги, короче, поломаешь. О корень споткнешься, или в нору, барсуки нынче в беспределе.
– Я тоже так считаю, – согласилась Галка. – Это бестолковая мысль. Но прадед наш как-то за нее цеплялся.
– От отчаянья, – сказал я. – От отчаянья
– Кстати, о взвытье, – ухмыльнулась Галка. – Ты слышал, как сегодня ночью на чердаке завывало? Кошки, что ли, дурные?
– Тут кошек вообще нет, кажется. Это баньши.
– Баньши?
– Наверное, у нас баньши на чердаке завелся, – сказал я. – Всю ночь рыдал и головой о трубу бился – бум-бум-бум…
– Ветер, скорее всего, – возразила Галка. – В доме шесть труб, может, просто в трубе свистит, вот и все дела.
– Это он, – упрямо сказал я. – Зловещий баньши Николай. Застрял в трубе и тоскует.
– Баньши может быть только женского пола, – заметила Галка. – Поэтому говорить «у нас завелся баньши» неправильно. Неграмотно. Некультурно. А мы ведь культурные люди, да?
Я поморщился. Галка любит давить культурой и самообразованием. Да и вообще давить любит.
– Надо смотреть на вещи шире, – сказал я. – Двадцать первый век на дворе. И потом, этим ирландцам нельзя доверять, они все склонны… – я покачал головой и продолжил: – мистифицировать реальность. Вспомни хотя бы Стокера…
– Ты моего Стокера не трогай, – строго заметила Галка. – Стокер велик и славен, и вообще основоположник.
– Брехло твой Стокер, – возразил я от жары. – Читал я сдуру про ваших вампиров, я думал, там хоть страшно немного, а там сопли зеленушные…
Галка угрожающе покашляла.
– Или взять вашего хваленого ирландского волкодава, – продолжал я. – Вот у нас технолог в школе завел такого волкодава, отправился с ним на охоту… кстати, тоже Стокером назвал, в честь твоего основоположника. Так этот Стокер как волка увидел, так на дерево взобрался, потом втроем его оттуда стаскивали.
Я зевнул.
– Ясно все с тобой, – сказала Галка. – Ты темная бесперспективная личность. – Галка почесала спину рукоятью киянки, приставила кол к земле, размахнулась. – Ну? – нахмурила брови.
– Правее, пожалуй. – Я сощурился. – Правее на два метра.
– С чего вдруг правее? До камня ровно девять метров, значит, это здесь. Ты мне голову не морочь, я сама кому хочешь заморочу.
– Там написано «под березой», – возразил я. – Ближайшая береза в двух метрах.
И указал пальцем. Мне нравилось спорить с Галкой, с ней интересно спорить, но тут и спорить нечего – написано «под березой».
– Березу могло и смыть, – возразила Галка. – Ветром повалило в реку и унесло. Четкие же
– Под березой. Ладно, – махнул рукой я. – Ладно, пойдет, вбивай, будем считать, что он сидел здесь.
Галка ударила киянкой по колу, вогнала его в мягкий грунт.
– Он сидел здесь, и здесь все и произошло, – сказал я. – На этом самом месте. Есть же, кстати, и фотографии, я помню…
– Черно-белые, ничего не понятно, – капризно заметила Галка и еще раз ударила по колу.
Сильно. Звук улетел и вернулся эхом.
– Это кому как.
Я подошел к Галке.
– Наш дед сидел здесь. – Я потрогал расплющенную верхушку кола. – Именно на этом месте. Прямо напротив него возле донок сидел его отец, то есть наш прадед. Там, где я оставил первый колышек. Поля собирала шишки…
– Кстати, зачем она собирала шишки? – перебила Галка.
– Варенье варить собиралась. Варенье из зеленых сосновых шишек, кстати, очень неплохое получается. У нее корзинка была, корзинку, как ты знаешь, нашли… Двадцать метров от берега.
Я отобрал у Галки киянку и направился в лес, считая шаги, на тридцать пятом остановился.
– Мог бы и по навигатору замерять.
– Двадцать метров – ровно тридцать пять моих шагов, – отмахнулся я. – К тому же аптекарская точность здесь не нужна.
Я вбил в мох третий кол, он проникал в землю туго, как в мясо. Наверное, из-за корней.
– А ну-ка, сядь на берег, – попросил я.
– Что? – не поняла Галка.
– Сядь на берег спиной ко мне, говорю.
– Ну ладно.
Галка опять села на берег. Я спрятался за сосну, позвал:
– Эй!
– Ну и что? – спросила Галка. – Я тебя не вижу, но это ничего не объясняет. Хотя ход твоих мыслей мне, в общем, понятен – ты хочешь сказать, что Поля спряталась за деревом.
– Да.
– Хорошо. Вот она спряталась за деревом – а дальше что? Наш дед обернулся, не увидел ее, подумал, что его сестричка решила поиграть в прятки. Он бы ее нашел в два счета. Улавливаешь мысль? Если бы она спряталась, то он бы ее нашел. А он ее не нашел.
Я выступил из-за сосны.
Галка так и не повернулась.
– Она исчезла, – сказала Галка. – И никто никогда ее больше не видел. Никогда. Никогда.
Она не поворачивалась, продолжала сидеть ко мне спиной, и мне вдруг стало страшно. Наверное, это всегда так. Человек будет всегда бояться леса, пусть и через тысячу лет. Потому что в лесу слишком много мест, где можно спрятаться. За каждым деревом. За каждой кочкой. Человек, особенно городской, не приспособлен к лесу. То есть совершенно. Он ничего не слышит, не видит и не знает, как себя вести. Поэтому ему всегда кажется, что за спиной кто-то есть. И хочется оглянуться.