Большая судьба
Шрифт:
Царь посетил завод. У горнов хлопотали рабочие в праздничной одежде, которая стесняла их движения так же, как стесняло и мешало работе присутствие царя. Александр подошел к одной наковальне и попросил инструмент. Ему подали что-то недокованное. Царь величественно взял молоток, ударил им несколько раз, неловко поворачивая раскаленный кусок металла. Татаринов умилился:
– Ваше величество, вы как заправский кузнец изволили сковать гвоздь!
Император снял запачканные перчатки, отбросил их и сказал строго:
– Царь
Он прошел в цех, где выделывались стальные клинки, и долго приглядывался к их синеватому блеску.
– Хорошие клинки!
– сказал он с видом знатока.
– Спасибо нашим клингентальцам, выручили!
Бородатый мастер вдруг выпрямился и с укором посмотрел прямо в лицо царя:
– Никак нет, ваше величество. Эти клинки сроблены русскими мастерами!
Татаринов старался оттереть старика. Он лебезил, по-песьи заглядывая в глаза государя:
– Это не совсем так, ваше величество! Он ничего не знает!
– Как не знаю!
– вспылил мастер.
– Да немцы нам ничего своего не передали. Что робили мы до них, то и робим! И не худо, ваше царское величество.
Лицо царя стало замкнутым. Он отвернулся от словоохотливого оружейника. И в эту минуту, словно из-под земли, вырос мастер Крейншток с клинком в руке. Царь просиял.
– Ваше императорское величество! Мы весьма рады вашему вниманию. Дозвольте припасть к вашим стопам, осчастливьте нас принятием сего подарка!
– витиевато проговорил гравер и, упав на колени, передал царю золоченый клинок. Александр с улыбкой принял подарок и, осторожно держа его, поднес к глазам. На зеркальном фоне четко выделялась буква "А", а под ней вырезанная римская единица. Вокруг буквы были выгравированы венки, короны и волнистые ленты. Императору понравилась немецкая работа. Он передал подарок генералу Дибичу:
– Вели сберечь!.. Благодарю!
– любезно улыбнулся он клингентальцу: Сегодня же приду к тебе в гости...
– Ваше величество... Ваше величество!
– залепетал обласканный Крейншток.
– Все немцы будут очень, очень счастливы. Разрешите пригласить в дом пастора!
Царь в знак согласия наклонил голову.
– А пока веди и показывай!
– сказал он Татаринову.
В сопровождении блестящей свиты император неторопливо пошел из цеха. Бородатый русский мастер с изумленным лицом смотрел вслед царю.
– Эка, что за царь! Перед немцем гнет шею, а на русского и взглянуть не хочет!
– с тоской вырвалось у него.
На его плечо легла тяжелая рука приказчика:
– Ну, варнак, быть тебе поротому за дерзость!
– Уйди!
– сверкнув глазами, сказал мастеровой. Было тяжело на сердце. Руки его дрожали от обиды...
Между тем Александр проходил по мрачному проходу. Внимание его привлекла широкая низенькая дверь.
– Что там?
– спросил царь.
– Украшенный цех, государь!
– пояснил Татаринов и распахнул дверь.
У
Император огляделся и сказал Аносову:
– Покажи-ка, любезный, что здесь делают!
Павел Петрович в цехе чувствовал себя свободнее, чем на приеме в управительском зале. Он загорелся и восторженно, с порозовевшим лицом почти прокричал в ухо государю:
– Ваше величество, здесь совершается подлинное искусство! Лучшие клинки тут предаются золочению и украшаются разнообразными насечками!
– Что значит насечка?
– заинтересовался царь.
– Разрешите показать, государь?
– спросил Аносов.
Император прищурился на смелого горного офицера, но всё же с улыбкой отозвался:
– Любопытно! Покажи-ка искусство наших мастеровых!
Он вышел на середину обширного помещения. Более сотни мастеровых художников, граверов, насекальщиков, резчиков по дереву и кости - стояли у своих верстаков, ожидая царского приказа.
– Распорядитесь, чтобы приступили к работе!
– глуховато вымолвил государь.
Аносов предложил мастеровым продолжать работу, и в цехе наступила глубокая, ничем не нарушаемая тишина. Царь внимательно огляделся. Кругом сидели плечистые бородатые мужики, с приглаженными и взятыми под ремешок волосами, стриженными по-кержацки. Одеты они были в опрятные черные штаны, заправленные в крепкие козловые сапоги, и в чистые рубахи, поверх которых были наброшены чистые холщовые передники. Александру это понравилось, и он одобрительно сказал Татаринову:
– Вижу, мастеровые в довольстве живут!
– В приличном довольстве и в счастии!
– умильно заговорил начальник горного округа.
– Взгляните, ваше величество, на сии образцы мастерства!
Но внимание царя почему-то привлек молчаливый старичок мастеровой, погруженный в работу. Перед ним на столе были разложены несложные орудия производства: три шпильки - костяная, черного дерева и тонкая стальная. Склонившись над пластинкой, гравер-искусник стальной шпилькой насекал на ней контуры красивого орнамента.
– Как всё это просто!
– с наивностью вымолвил царь.
– Я не вижу в этом искусства!
Словно кто резанул по сердцу Аносова. Ему стало обидно за мастера. Не сдержавшись, Павел Петрович смело ответил царю:
– Государь, эта работа только началась, и не видно всей трудности мастерства. Прошу, ваше величество, взглянуть сюда, - указал он императору на Ивана Бушуева.
Царь нехотя подошел к верстаку. Гравер быстро поднялся и, обтерев клинок чистым передником, подал его государю.