Больше не твои. После развода
Шрифт:
Регина выходит на звук, но я убеждаю ее, что все хорошо.
Все хорошо, несмотря на разбитый графин, испорченную дорогую посуду и поломанную ножку стола.
– Сядь, – командует муж. Бывший, конечно же.
Я ставлю стул на место и внутренне сжимаюсь, когда Рамис приближается ко мне чересчур близко, но останавливается возле рухнувшего стола и поднимает его. Он безнадежно сломан, придется вызывать мастера.
– Мои люди починят, – обещает Рамис.
Я молчу, наблюдая за его действиями исподлобья. Поправив
– Красивое платье. Напоминает твое свадебное.
– Не стоило напоминать, – шепчу тихонько. – Теперь оно будет ассоциироваться у меня с тем днем.
– Ты повзрослела, Айлин. Смотрю, наточила свой и без того острый язык.
– Да. После того, как ты его сточил.
Я незаметно сжимаюсь и сцепляю руки в замок до побелевших костяшек. Если бы я заговорила с ним так в свои восемнадцать, то могла запросто разозлить его и получить легкую оплеуху – совсем безболезненную, но жутко унизительную.
– Чего ты хочешь, Рамис?
– Дочь – моя.
Боже, он не спрашивает.
Рамис утверждает.
– Была бы, – поправляю осторожно. – Если бы ты не отправил меня на аборт. Поэтому у тебя нет дочери.
– Довольно игр слов, Айлин. По крови она моя. Завтра утром я заеду за вами, и мы сделаем тест, чтобы уладить вопрос с твоим отрицанием действительности. Будь реалисткой, Айлин: беременность наступила в браке, и отцом могу быть только я.
К сожалению, да.
Потому что на измены, в отличие от Рамиса, я была не горазда.
– И у тебя есть только два варианта, – подводит Рамис.
– Какие же?!
Рамис широко расставляет ноги и смотрит на меня с легким прищуром.
У меня же резко холодеют конечности, потому что я знаю: ни один из его вариантов мне не понравится.
– Первый вариант: быть хорошей девочкой и пойти на компромисс. И быть плохой девочкой, но тогда и последствия будут плохими, Айлин. Для тебя.
– Снова мне угрожаешь, да? – мой голос ломается.
– Ты по-другому не понимаешь.
– Ты по-другому не умеешь!
Вскинув взгляд, смотрю прямо на Рамиса.
Потому что он смотрит на меня уже очень давно, не отрываясь.
– Ты изменилась, – замечает он. – Я тоже изменился. И я хочу принимать участие в воспитании дочери.
– Нет-нет-нет! – взмолилась я. – Умоляю тебя: сейчас же замолчи!
– Айлин, – произносит спокойно.
– Нет-нет! Это даже звучит ужасно! Ты наплевал на всех, Рамис. На наш брак, на меня, на детей…
Рамис морщится: я припомнила ему первую беременность…
Он дает знак своим людям, чтобы они закрыли дверь между основным залом и детской комнатой несколько плотнее. Его дочь, конечно же, не должна услышать о том, какой он монстр.
– Наплевал. Все это время ты проводил время с другими женщинами, отдыхал и жил в роскоши и богатстве,
– Я оставил полагающуюся тебе часть, – возражает вкрадчиво. – Ты не бедствовала, Айлин. Ты открыла свой бизнес, насколько я осведомлен.
– Открыла. Не бедствовала. Я вообще была счастлива, – я осекаюсь и обессилено опускаю руки вдоль тела. – Впрочем, это тебя не касается…
– Теперь касается, Айлин. Нам есть что обсудить, и я хочу, чтобы ты не убегала, а слушала.
– А, может, сразу в спальню? Когда мне было восемнадцать, ты не говорил со мной, ты отводил меня туда.
– Я бы и сейчас это сделал.
Резко поднявшись со стула, который снова с грохотом падает, я хватаю со стола стакан с питьевой водой и выплескиваю Рамису прямо в лицу.
Отшатнувшись, я смотрю на лицо бывшего мужа и выставляю перед собой ладони.
Вот и все…
Вот и все…
Все его тело и костюм графитового цвета были облиты водой. Его красивое, немного обросшее лицо исказилось в гримасе недовольства, а кулаки с увесистым перстнем – сжались.
Когда глаза карего цвета превратились в жгучие черные, я поняла, что это уже совсем дурной знак.
– Сядь, Айлин, – цедит Рамис и тянется за салфетками.
– Тебе хорошо, ведь ты чувствуешь себя хозяином жизни и понимаешь, что ты сильнее меня – и физически, и финансово, поэтому ты сразу с порога пригрозил мне дочерью. Я все это понимаю. Но правда жизни такова, что девочку Айлин, которой было девятнадцать, ты отправил на аборт. Тогда она тебя, дурочка, еще любила. Но ее больше нет, Рамис.
– Сядь, я сказал!
– Тебя предупредили, что после аборта у девочки Айлин может больше никогда не быть детей, но ты все равно отправил ее в тот кабинет!
– Вероятность была мала!
– Ты наплевал на собственного еще не рожденного дитя! Мы с Селин не хотим тебя видеть и имеем на это право. Вот так, Рамис. И никак иначе. И никакого завтра не будет.
– Это твоя правда. Сядь и выслушай мою, – требует Рамис.
Он тоже на взводе, и я это чувствовала.
Раньше я бы никогда не позволила себе говорить с ним в таком тоне. Никогда. Я была примерной и послушной женой, хотела семью и была верной своему мужу. Что мужчинам еще нужно?!
– А какая у тебя правда, Рамис? Мне было плохо, после вмешательства меня всю выкручивало наизнанку, а когда я позвонила на твой телефон, то услышала в трубке женский голос. Я знала, что ты изменяешь мне, и это не стало новостью. Я просто попросила эту женщину передать, что мне плохо. Но скорая приехала раньше. А ты ночью так и не вернулся.
Закончив свою речь, я тяжело дышу.
Лицо Рамиса меняется – от гнева до помешательства и растерянности. За считанные секунды.
– Я не знал, Айлин.