Большевизм: шахматная партия с Историей
Шрифт:
Трудно сказать, насколько в этом монологе сохранен подлинный текст Ленина, а что прибавлено автором. Ведь мемуары писались через много лет после данного разговора, а память может и подвести. Но смысл этого монолога не оставляет сомнения, что в Ленине «сидел» скрытый барин, несмотря на всю его внешнюю простоту и даже плебейство (особо подчеркиваемое в воспоминаниях П.Б. Струве и Н.А. Бердяева). Страсть к липовым аллеям («самое-самое любимое мое дерево!»), к уединению от людей, к определенному уровню комфорта говорят сами за себя.
Известно, что человеческая личность формируется в детском возрасте, примерно с четырех до восьми лет. Детство и отрочество юного Владимира Ульянова прошли в атмосфере устроенного быта чиновно-интеллигентской семьи, в которой царил культ дворянской культуры. То, что дворянская культура сочеталась с внутренним демократизмом семейного быта, лишь усиливало ее этический аспект. Семья выписывала либеральную газету «Русские ведомости», журнал «Русское богатство», для детей — соответственно детские журналы «Семья и школа», «Детское чтение», «Родник». В выпускном классе гимназии старший брат Владимира Александр выписывал «Исторический
«Он соединял социальную революционность с духовной реакционностью», — скажет о нем впоследствии Н.А. Бердяев. Это очень интересное замечание. Область духовного для Ленина действительно заповедна и не подвержена никаким революционным изменениям. Гармонию человеческих отношений он видит через призму интеллигентского мировосприятия XIX века, и он не согласен что-либо менять в этой области. Его отношение к бунтарству в области культуры — резко отрицательное.
До определенного момента Володя Ульянов воспитывался в духе умеренной религиозности, в которой также доминировал этический аспект. Его отец, Илья Николаевич, был глубоко верующим человеком, но главным в религии он считал ее воспитательную, облагораживающую функцию. Отвечая на вопросы переписи 1922 года, Ленин отметил в анкете, что перестал быть верующим с 16 лет. Многие связывают его отказ от веры со смертью отца, хотя есть основания полагать, что религиозность Володи Ульянова окончательно исчезла после ареста и трагической смерти старшего брата (на момент ареста Александра ему еще было 16 лет).
Влияние отца, Ильи Николаевича, на маленького Володю несомненно. Акцент на этической стороне религиозного воспитания в сочетании с влиянием элитарной дворянской культуры, судя по всему, привел к развитию у детей Ульяновых своеобразного эмоциального дуализма, черно-белого восприятия мира. Зло для них было воплощено в меркантильности и ханжестве окружающего их общества, а Добро — в тех идеалах, которые несла в себе русская литература XIX века (прежде всего — духовность и нестяжательство). Смерть на эшафоте старшего брата, после чего симбирское «общество» отвернулось от Ульяновых, надо полагать, усилила этот дуализм.
До 1887 года юного Ульянова вряд ли интересовали социально-политические проблемы. Его детство — это детство благополучного барчука, с чтением интересных книжек, с игрой в индейцев, в фантастические «брыкаски» (богатая фантазия!), в крокет, с выездами в имение Кокушкино на природу. Некоторые авторы обращают внимание на тот факт, что в раннем детстве маленький Володя очень любил ломать игрушки. Кое-кто даже делает на основании этого факта далеко идущие выводы о врожденной жестокости будущего пролетарского вождя. Однако если внимательно проанализировать воспоминания, то можно заметить, что маленький Володя ломал те игрушки, которые не соответствовали миру реальных явлений (например, серую лошадку, так не похожую на живую). В этом есть свой смысл. Что касается дерзости и вызывающего поведения юного Ульянова, то оно тем более свидетельствует о ярко выраженном дуализме восприятия окружающего мира. Наглядно это проявилось в отношении Володи к учителю французского языка, добившемуся места в «обществе» выгодной женитьбой. Ульянов откровенно издевался над ним. Корыстный интерес в отношениях между людьми, лицемерие и ханжество общества вызывали у юного Ульянова не просто отвращение, а отторжение, стремление ни в коем случае не становиться частью этого общества.
Это наиболее радикальный вариант нонконформизма, когда человек смотрит на общество как бы со стороны, не считая себя его частью, критически рассматривая его через призму собственных идеалов. Для такого мироощущения характерны черты сектантства, отстраненности от реального мира, оценка повседневной жизни с позиций некоторых нравственных абсолютов. Но в личной жизни Владимира Ульянова было заложено глубокое противоречие. Отсутствие близких друзей, стремление к уединению, — и в то же время желание быть лучшим в той социальной микросреде, где протекала его жизнь. Отсюда — жизненный прагматизм, внешнее подчинение порядкам окружающей его социальной среды.
Впоследствии, когда Владимир Ульянов станет марксистом, он найдет удобную форму для своего нонконформизма* В более поздние годы оценка реальности во всех своих проявлениях как бы давалась от лица некоего идеального класса («пролетариата»), класса-сим- вола, наделенного априори особой нравственной природой в силу своей «угнетаемости», независимости от вещных отношений, порождающих социальную несправедливость и эксплуатацию* С реальным и весьма аморфным рабочим классом тот класс, который существовал в воображении В,И, соотносился через понятия «интересов» и «целей». То есть в мышлении Ленина все время происходили подстановки — рабочий класс как идеальная модель человеческой общности (или универсальная категория) замещался реальным рабочим классом (как сообществом рабочих), и наоборот. Отсюда — и противоречивость характеристик «пролетариата» в ленинских текстах. Ульянов-Ленин рассматривал себя как представителя интересов этого класса в той борьбе, которая в его понимании являлась сутью исторического прогресса, и это наполняло его жизнь особым смыслом, придавало его нонконформизму содержательность и значимость. В работах Ленина понятие «класс» превращается поистине в универсальную категорию, которая каждый раз толкуется в зависимости от контекста ленинского видения данной исторической ситуации и расстановки «классовых сил».
Зависимость одних людей от других, угнетение человека человеком — вот то Зло, которое Володя Ульянов уже в свои ранние годы считал основным.
Еще один характерный штрих — любовь к шахматной игре. Играть в шахматы Владимир Ульянов начал уже в восемь-девять лет. Он был эмпирическим игроком, и, если верить воспоминаниям его близких, никогда не изучал теорию шахмат систематически. Но сама по себе шахматная игра интересовала его как интеллектуальный поединок, в котором для победы необходимо соединение ума и воли. Знание теории обесценивает интеллектуальный потенциал игры. Володя не любил игры «на равных». Воспоминания Д.И. Ульянова донесли до нас фразу брата: «Какой же интерес для меня играть на равных силах, когда нет надобности думать, бороться, выкручиваться»1. В шахматной игре тоже присутствует черно-белое деление, когда твой ошибочный ход становится выигрышным для противника.
Необходимо навязать противнику свой вариант игры — и тогда победа обеспечена. В дальнейшем шахматная логика станет составной частью его политического мышления. Не случайно, надо полагать, одним из первых псевдонимов Ульянова станет фамилия «Ильин» — это была фамилия лучшего шахматного игрока в Симбирске, к тому же на- поминающая о рано ушедшем отце — Илье Николаевиче.
Н.А. Бердяев, характеризуя Ленина в своей книге «Истоки и смысл русского коммунизма», выделяет следующие его черты: простоту, цельность, грубоватость, нелюбовь к прикрасам и к риторике, практичность мысли, склонность к нигилистическому цинизму на моральной основе [275] . Последняя черта особо привлекает внимание. Бердяев имеет в виду, очевидно, нигилизм по отношению к буржуазному обществу и буржуазной морали, которые пропитаны духом меркантильности и фальшивы в своей основе. Ленин убежден, что по отношению к такому обществу не стоит задумываться в выборе средств. Разве можно быть моральным по отношению к аморализму? Буржуазное общество стоит на вселенском обмане, и Ленин был далеко не первым, кто пришел к такому выводу. Лучше всех это мироощущение отобразил видный деятель партии кадетов, а впоследствии — «сменовеховец», Н.А. Гредескул. Став советским профессором, он в 1926 году выпустил книжку «Россия прежде и теперь», в которой заявил, что весь буржуазный мир существует благодаря обману. «Этот обман — сложный и тонкий. Он рядится в самые привлекательные моральные цвета. Он проповедует «моральные» и «культурные» ценности. Он взывает к нравственности, праву, справедливости и пр. Но из всего этого хитро плетется сеть, которая предназначена к тому, чтобы не допустить страдающих от эксплуатации к «прямому действию» против насилия… Поверх этого плетется еще более тонкое кружево, сотканное уже не столько из определенных мыслей, сколько из неуловимых настроений, — что всякое грубое насилие со стороны «хороших» людей недопустимо, что лучше быть «жертвой», но не посягать на чужую жизнь» [276] . Это сказал не Ленин, но это соотносится с мироощущением Ленина. И подобное мироощущение не могло не делать его чужим в среде интеллигенции. Бердяев подчеркивает, что Ленин не был типичным русским интеллигентом, и это действительно так, ибо Ленин был абсолютно чужд любой рефлексии: «Он соединял в себе простоту, прямоту и нигилистический аскетизм с хитростью, почти с коварством. В Ленине не было ничего от революционной богемы, которой он терпеть не мог. В этом он противоположен таким людям, как Троцкий или Мартов, лидер левого крыла меньшевиков» [277] .
275
Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 94.
276
Гредескул Н.А. Россия прежде и теперь. М., 1926. С. 187–188.
277
Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 95.
Можно сказать, что наиболее ярко выраженной чертой мироощущения Ленина была именно антибуржуазность, полное неприятие корыстных интересов в отношениях между людьми. В этой антибуржуазности был, скорее всего, и личный мотив. Почему-то многие исследователи проходят мимо истории с купцом Арефьевым, о которой поведал в своих воспоминаниях Д.И. Ульянов. Во время переправы через Волгу (в самарский период) помощник присяжного поверенного Владимир Ульянов и его родственник Марк Елизаров воспользовались услугами лодочника. Местный купец Арефьев, владелец паромной переправы, счел это ущемлением собственных интересов и велел своим людям догнать лодку и пересадить ослушников на паром, что и было сделано. Ульянов вылез на палубу парома вне себя от гнева и заявил, что он этого так не оставит. Первым делом он переписал фамилии всех матросов (в качестве свидетелей), и при первой же возможности подал иск в суд. И хотя рассмотрение дела несколько раз откладывалось, хотя ездить приходилось в другой город (что было очень неудобно), хотя купец бросил на подкуп чиновников изрядные средства, Ульянов выиграл дело — Арефьева за самоуправство присудили к месяцу тюрьмы. Один из знакомых Марка Елизарова потом рассказывал ему: «А ведь Арефьев-то просидел тогда месяц в арестном доме. Как ни крутился, а не ушел. Позор для него, весь город знал, а на пристани-то сколько разговору было. До сих пор не может забыть» [278] .
278
Воспоминания о В.И. Ленине. Т. 1. М., 1989. С. 146–147.