Большие надежды. Соединенные Штаты, 1945-1974
Шрифт:
АЛЬТЕР ЭГО ПРЕЗИДЕНТА в разработке внешней политики был Генри Киссинджер, его советник по национальной безопасности. Киссинджер, еврей, был вынужден бежать из родной Германии в конце 1930-х годов. После службы в американской армии во время Второй мировой войны он стал блестящим студентом, а затем профессором государственного управления в Гарвардском университете. К 1960-м годам он стал претендовать на государственную должность. Он был общительным, высокомерным и необычайно самолюбивым саморекламщиком, который тщательно культивировал хорошие отношения с журналистами и был готов работать практически на любого, кто предоставил бы ему доступ к власти. Заискивая перед Никсоном — у него был большой талант к подхалимству — он получил свой шанс в качестве советника по безопасности в 1969 году. [1847] Киссинджер придерживался «реалистичного» взгляда на международные отношения. Отвергая то, что он считал чрезмерно морализаторскими подходами к политике, он восхищался государственными деятелями, которые вместо этого стремились к установлению стабильного и упорядоченного баланса сил в мире. В своей ранней книге «Восстановленный мир» (A World Restored, 1957) он восхвалял усилия Меттерниха, Каслрига и других консервативных сторонников Realpolitik, которые разработали постнаполеоновские соглашения на Венском конгрессе 1815 года. [1848] Мудрый и реалистичный архитектор внешней политики, считал Киссинджер, не должен пытаться изменить внутренние системы других стран; он не должен быть сентиментальным; он должен принимать ограничения
1847
Walter Isaacson, Kissinger: A Biography (New York, 1992); Robert Schulzinger, Henry Kissinger: Doctor of Diplomacy (New York, 1989); Seymour Hersh, The Price of Power: Kissinger in the Nixon White House (New York, 1983).
1848
John Judis, Grand Illusions: Critics and Champions of the American Century (New York, 1992), 189–91.
Никсон, умеривший к 1969 году свой морализаторский антикоммунизм, стал разделять этот подход. В июле 1969 года он сформулировал то, что стало известно как «Доктрина Никсона», суть которой заключалась в том, что Соединенные Штаты должны в первую очередь учитывать свои собственные стратегические интересы, которые, в свою очередь, будут определять их обязательства, а не наоборот. Другие страны, как правило, должны ожидать, что они возьмут на себя основную ответственность за свою собственную оборону. Хотя доктрина Никсона мало что изменила на практике, она дала понять, что новая администрация не будет пытаться спасти мир. Важны были тщательно определенные стратегические интересы, а не моральные привязанности. Никсону, как и Киссинджеру, нравилось считать себя жестким и аналитичным. Сентиментальность в отношениях с другими странами, по его мнению, была глупостью. [1849]
1849
John Lewis Gaddis, Strategies of Containment: A Critical Appraisal of Postwar American National Security Policy (New York, 1982), 298.
Никсон также разделял страсть Киссинджера к секретности и интригам. Киссинджер, такой же подозрительный человек, как и Никсон, настолько боялся утечек, что санкционировал неконституционное прослушивание телефонов членов своего штаба. Оба мужчины с презрением относились к правительственным бюрократам, даже в самом Совете национальной безопасности. Они не испытывали особого уважения к Конгрессу, который, по их мнению, играл на руку избирателям, когда занимался мировыми делами. Никсон с особым презрением относился к так называемым экспертам в Государственном департаменте: они были теми самыми людьми из восточного истеблишмента, которые насмехались над ним всю его жизнь. По этим причинам Киссинджер и Никсон намеренно обошли стороной госсекретаря Уильяма Роджерса, друга президента, который был мало знаком с иностранными проблемами. [1850] Чтобы справиться с этими уловками, Киссинджер и Никсон создали целый лабиринт секретных «чёрных каналов», связывающих их с лоялистами в различных офисах и посольствах по всему миру. По этим каналам они могли вести сложные переговоры и скрывать их от бюрократии Госдепартамента. Эти каналы сохранились и после того, как Киссинджер сменил Роджерса на посту госсекретаря в 1973 году. [1851]
1850
Henry Kissinger, White House Years (Boston, 1979), 26.
1851
Joan Hoff-Wilson, «Richard M. Nixon: The Corporate Presidency», in Fred Greenstein, ed., Leadership in the Modern Presidency (Cambridge, Mass., 1988), 164–98; Judis, Grand Illusions, 180–83; Harold Hongju Koh, «Reflections on Kissinger», Constitution (Winter 1993), 40–41.
Нет нужды говорить, что это был циничный и высокопарный способ управления внешними отношениями. Уклоняясь от официальных каналов и в значительной степени игнорируя Конгресс, Никсон и Киссинджер сузили сферу своих консультаций и ещё больше укрепили и без того централизованные процедуры в формировании политики. Наступило время имперского президентства, возвысившегося при Кеннеди и Джонсоне. Во многих случаях стремление Никсона к личному контролю саботировало переговоры, которые вели Роджерс и другие сотрудники Госдепартамента. [1852] Более того, Киссинджер и Никсон глубоко не доверяли друг другу. Киссинджер иногда пренебрежительно отзывался о президенте (за спиной Никсона). Он называл Никсона «нашим пьяным другом», «корзинкой» или «фрикаделькой ума». Киссинджер также был склонен к вспыльчивости. После одной из таких истерик Никсон признался, что, возможно, ему придётся уволить Киссинджера, если тот не получит психологическую помощь. Никсон, очевидно, добавил позже: «Бывают моменты, когда Генри нужно дать по яйцам. Потому что иногда Генри начинает думать, что он президент. Но в другие моменты нужно погладить Генри и обращаться с ним как с ребёнком». [1853]
1852
Критический взгляд см. Stephen Ambrose, «Between Two Poles: The Last Two Decades of the Cold War», Diplomatic History, 11 (Fall 1987), 371–79.
1853
Newsweek, Sept. 7, 1992.
Эта неустойчивая личная химия, тем не менее, выдержала ряд кислотных испытаний и принесла, казалось, ощутимые результаты, особенно в отношениях с Советским Союзом. В сентябре 1970 года Никсон и Леонид Брежнев, советский лидер, достигли взаимопонимания по кубинским вопросам, которые гноились со времен ракетного кризиса 1962 года. Советы согласились прекратить строительство базы подводных лодок на Кубе и воздержаться от вооружения Кастро наступательными ракетами; американцы в ответ пообещали, что не будут вторгаться. Характерно для Никсона, что соглашение было достигнуто в тайне; даже после того, как оно было заключено, практически никто в правительстве даже не знал о нём. Поэтому оно не имело юридической силы. Тем не менее, оно свидетельствовало о поиске обоими мужчинами точек соприкосновения по острому вопросу. В сентябре 1971 года лидеры двух стран также приняли соглашение четырех держав, которое ослабило напряженность в отношении Берлина, ещё одного из мировых очагов напряженности. Хотя эти шаги к разрядке не остановили холодную войну, они в некоторой степени смягчили враждебность. [1854] К 1972 году «реальная политика» администрации, казалось, творила чудеса. В феврале Никсон, путь которого был проложен тайными поездками в Пекин, предпринятыми Киссинджером в 1971 году, совершил щедрый недельный визит в Китайскую Народную Республику, показав тем самым свою приверженность улучшению отношений с одним из самых решительных врагов Америки. То, что Никсон, всю жизнь бывший «холодным воином» и ругавший Трумэна за «потерю Китая», смог совершить такое путешествие, ошеломило и взволновало современников. Сближение
1854
Raymond Garthoff, Detente and Confrontation: American-Soviet Relations from Nixon to Reagan (Washington, 1985), 38–54, 76–106. См. также Paul Kennedy, The Rise and Fall of the Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000 (New York, 1987), 406–10. In В 1970 году Никсон также ввел в действие договор о нераспространении ядерного оружия, который США, СССР, Великобритания и Китай подписали в 1968 году. К 1995 году, когда договор был продлен на неопределенный срок, 178 стран пообещали придерживаться его.
Ни один акт президентства Никсона не был так тщательно срежиссирован. Ни один не продемонстрировал гибкость, которая сделала его таким грозным политиком. [1855] Более того, сомнительно, что любой лидер демократов смог бы совершить такую поездку, не подвергнувшись серьёзным политическим обвинениям, ведь чувства холодной войны оставались напряженными. Вьетнамская война все ещё бушевала. Кроме того, президент дал понять, что Соединенные Штаты сократят своё военное присутствие на Тайване; позднее в том же году Тайвань был исключен из ООН. Никсон решился на эти шаги, потому что знал, что его репутация воина «холодной войны» защитит его от нападок правых. Он сказал Мао: «Те, кто справа, могут сделать то, о чём те, кто слева, только говорят». Мао радостно кивнул: «Мне нравятся правые». [1856]
1855
Gaddis, Strategies of Containment, 296–98; John Blum, Years of Discord: American Politics and Society, 1961–1974 (New York, 1991), 380, 395; Garthoff, Detente and Confrontation, 199–247; Hoff, Nixon Reconsidered, 187–91, 201–3.
1856
Gaddis, Strategies of Containment, 284–85.
Три месяца спустя, в мае, Никсон совершил ещё одну широко разрекламированную поездку, на этот раз в Москву на встречу на высшем уровне с Брежневым. Там два лидера нанесли последние штрихи на ранее проведенные переговоры, которые привели к заключению Договора об ограничении стратегических вооружений (SALT I). Договор устанавливал верхние пределы на будущее наращивание МБР в течение пяти лет. Лидеры двух стран также подписали договор об ограничении развертывания обеими сторонами систем противоракетной обороны (ПРО). Оба соглашения получили одобрение сената позднее в 1972 году. Эксперты, следившие за сложными, высокотехничными переговорами, пришли к выводу, что соглашения не имели большого значения. SALT I не останавливал строительство МБР, которое уже велось, и не препятствовал установке на ракетах MIRV (многозарядных ракет с независимым наведением на цель). Договор по ПРО оставлял достаточно места для развития сложных оборонительных систем. Наращивание советских и американских вооружений продолжалось быстрыми темпами, особенно ракет с разделяющимися головными частями и бомбардировщиков дальнего действия. Тем не менее, соглашения продемонстрировали готовность Никсона к переговорам со старым врагом. Они имели большое символическое и политическое значение для Белого дома. [1857]
1857
Stephen Ambrose, Nixon: The Triumph of a Politician, 1962–1972 (New York, 1989), 546–48, 614–16. Also Gaddis, Strategies of Containment, 320–26; Garthoff, Detente and Confrontation, 127–36, 184–98, 289–318; Peter Carroll, It Seemed Like Nothing Happened: The Tragedy and Promise of America in the 1970s (New York, 1982), 77–79.
Не вся внешняя политика Никсона в этот период вызывала похвалу. Сосредоточившись на отношениях между великими державами, президент оказался столь же слеп, как и его предшественники в Белом доме, по отношению к остальному миру. Даже такие восходящие державы, как Япония, чувствовали себя обделенными. Концентрация на том, что делают Советский Союз и Китай, привела к особому игнорированию региональных конфликтов. Это было очевидно в Южной Азии, где Никсон и Киссинджер в 1971 году проявили чрезмерное стремление обхаживать Пакистан в качестве проводника для своих тайных подходов к Китаю. По этой и другим причинам (они считали, что Советы организовывают индийскую оппозицию Пакистану) они встали на сторону Пакистана, жестоко подавлявшего бенгальцев, которые стремились отделиться. Позднее было подсчитано, что в Пакистане погибло до миллиона человек. Чрезвычайно секретная политика Никсона, основанная на представлениях о балансе великих держав, игнорировала опыт специалистов Госдепартамента в этом регионе. Она вызвала длительные неприязненные отношения с бенгальцами и с Индией. [1858]
1858
Gaddis, Strategies of Containment, 262–88.
Администрация также показала себя гораздо более идеологизированной, чем можно было предположить по её заявлениям о реальной политике. В Чили Никсон и Киссинджер поощряли тайные действия Америки, чтобы не допустить прихода к власти марксиста Сальвадора Альенде. Когда осенью 1970 года Альенде все же победил на демократических выборах, они продолжили санкционировать ЦРУ дестабилизацию его режима, который был свергнут в 1973 году. В ходе восстания Альенде был убит. Хотя прямых доказательств причастности США к перевороту не было, Никсон и Киссинджер ликовали по этому поводу. Действия Америки в Чили — как и во Вьетнаме, Анголе, Иране и других местах, где коммунизм казался угрозой, — в годы Никсона оставались такими же бескомпромиссными и идеологическими, как и с 1945 года. [1859]
1859
Там же, 329–38.
Некоторые критики в то время ворчали, что внешняя политика Никсона в первую очередь отражала расчеты на внутриполитическую выгоду. Случайно ли, спрашивали они, что поездки в Пекин и Москву состоялись в год выборов? В этой жалобе была большая доля правды, поскольку Никсон и Киссинджер тщательно выверяли время своих шагов. Более того, Никсон и Киссинджер не изменили общего направления американских внешних отношений. Даже открытие Китая было в основном символическим; дипломатическое признание произошло только в 1978 году. Разрядка, хотя и была достойной целью, не изменила советско-американские отношения, которые стали особенно жесткими во время второго срока Никсона. Однако Никсон и Киссинджер действовали и говорили так, как будто они резко и успешно покончили с прошлым. «Это была неделя, которая изменила мир», — провозгласил Никсон в своём тосте в Пекине. Там, как и в Москве и других местах, он и его помощники особенно старались угодить телевидению, которое фиксировало каждый его шаг. Когда дело доходило до выработки внешней политики, президент был мастером политического времени и искусства связей с общественностью. [1860]
1860
Ambrose, «Between Two Poles»; Garthoff, Detente and Confrontation, 8–9, 29–33.