"Большой Брат": Ходячие Мертвецы. Второй сезон
Шрифт:
БОЛЬШОЙ БРАТ: Тара, ты не могла бы отодвинуться от дерева, а то камера снимает только твой нос. А он какой-то распухший.
ТАРА: (шмыгая носом) Помолчи хоть ты...
Домой она возвращается глубоким вечером, когда все уже спят.
Команда №2
Губернатор, Розита и Аарон сидят в темноте у костра и жарят сосиски на веточках. Губернатор мрачен, словно туча.
РОЗИТА: (вздыхает) Филип, хоть ты на рожу улыбку нацепи.
ГУБЕРНАТОР: Отвратительно.
ААРОН: Ничего не поделать, все разбились по парочкам. Тут неизбежны конфликты.
РОЗИТА: (толкает Губернатора под бок) Тебе тоже нужно влюбиться. Сразу втянешься в срачи.
ААРОН: Розита, осторожнее. В кого ему влюбляться? У нас только Андреа не занята.
РОЗИТА: Да, ну еще Бет... Нет, Филип, не слушай меня.
ГУБЕРНАТОР: В отличие от вас, истеричек, мне не нужны любовные дрязги, чтобы получать удовольствие от участия в этой передаче. (помолчав) Андреа – это давно пройденный этап.
ААРОН: (мягко) А вдруг? Чего не бывает!
РОЗИТА: (фыркнув) Если не ошибаюсь, последние слова Андреа перед тем, как уйти отсюда, были “А ты, Филип, заткнись, пока я тебе не припомнила все хорошее и не вогнала в задницу бревно”.
ААРОН: Кэрол и Дэрил вон тоже бутылками швырялись, а прощались как два кроличка.
ГУБЕРНАТОР: Еще раз скажете что-нибудь про Андреа или, о боже, КРОЛИЧКОВ, и я сожгу ваши сосиски.
Розита вдруг начинает ржать.
ГУБЕРНАТОР: Что?!
РОЗИТА: Ничего, ничего... Ох... Сосиски. Где там наш святой отец, кстати? Давайте и его позовем...
Конец тридцать девятого дня.
====== День 40. Пятница ======
Команда №1
Комната девушек. Андреа, Тара и Бет мирно спят. Тара просыпается первой. Немного повалявшись, она свешивает ноги с кровати и видит Мартинеса, который храпит на полу возле постели Бет.
ТАРА: Э-э-э... (тихонько трогает Мартинеса ногой) Ты жив?
МАРТИНЕС: (вскакивает) А?!
ТАРА: Тихо! Все еще спят! Ты что, заблудился?
Мартинес бросает быстрый взгляд на Бет и, удостоверившись, что она в порядке, поднимается, отряхиваясь.
МАРТИНЕС: Нет. Я это. Кхм. Поговорить надо.
ТАРА: Не сейчас. У меня препаршивое настроение.
Выходит в коридор. Мартинес идет за ней.
МАРТИНЕС: Я все знаю.
Тара останавливается.
ТАРА: (повернувшись к нему) Да?.. Черт.
МАРТИНЕС: Черт – не то слово. Это пиздец, Тара. Скажи мне, это правда было?
ТАРА: Ох. (обхватив себя за плечи) Правда.
Мартинес явно в шоке от того, как она легко все признает.
МАРТИНЕС: И ты... Ничего не хочешь сказать?!
ТАРА: Что тут говорить? Уже ничего не поделаешь. Розита,
МАРТИНЕС: (распаляясь) А ей-то какое дело?!
ТАРА: (еще сильнее загрустив) Ты прав. Ей, должно быть, плевать.
МАРТИНЕС: То есть... Ты что... Ты так хотела ее внимание привлечь, или чего?!
ТАРА: Цезарь, ты идиот? Я, наоборот, ОЧЕНЬ старалась, чтобы она ни о чем не узнала! Спасибо, гребаный Шейн, теперь все в курсе! А теперь пропусти, я писать хочу.
Скрывается в туалете. Через пять минут выходит оттуда и снова сталкивается с Мартинесом.
ТАРА: (стонет) Ну сколько можно эту тему мусолить!
МАРТИНЕС: ВСЕ в курсе? Вообще все?!
ТАРА: Все, кто был вчера в том лагере! Говорю же – Шейн растрепал!
МАРТИНЕС: А он откуда знал?
ТАРА: Видимо, очень хреново я скрывалась!
МАРТИНЕС: И что Рик сказал?
ТАРА: Ничего, он был слишком озабочен перепалкой с Шейном.
МАРТИНЕС: Погоди, но Бет... Она в порядке?
ТАРА: А ей-то что сделается?
МАРТИНЕС: Тебе вообще срать на ее чувства?! У нее теперь травма, или хрен знает что!
ТАРА: У Бет?! У Бет травма?! Я до утра уснуть не могла, а тебя ебет только то, что у Бет травма?! Как будто Бет раньше лесбиянок не встречала!
Прячется обратно в ванной, захлопнув за собой дверь.
ТАРА: Уходи, я с тобой не хочу разговаривать!
МАРТИНЕС: Это Я не хочу с тобой разговаривать! Ты... Ты просто долбанутая!
Кадр из ванной: Тара, раскрыв рот, смотрит на дверь. У нее на глазах слезы.
Камеры показывают, что внизу возле лестницы стоит Гарет, помешивая ложечкой чай в кружке, и ухмыляется, слушая это.
МЕРЛ: (проходит мимо) Тощий, чего сияешь с утра пораньше?
ГАРЕТ: У тебя бывало так, что все идет даже лучше, чем ты задумывал?
МЕРЛ: Не в этой жизни, бля.
Команда №2
Кэрол сидит возле ручья и чистит зубы размочаленной веточкой дерева. К ней подходит Шейн. У него весьма унылое выражение лица.
ШЕЙН: Привет.
КЭРОЛ: Утречка.
ШЕЙН: Эм...
Садится рядом.
ШЕЙН: Помнишь, я говорил, что у меня иногда срывает рубильник, и я делаю страшную херню?
КЭРОЛ: (холодно) Как когда ты меня чуть не побил в коровнике?
ШЕЙН: Блин, ну... Я не про это щас! В смысле, про это, но не про это.
КЭРОЛ: Слушаю.
Шейн чешет в затылке.
ШЕЙН: Короче, я вчера, кажется, опять сделал херню.
КЭРОЛ: Ты про драку с Риком или про Тару?
ШЕЙН: Ты знаешь про Тару?
КЭРОЛ: Мишонн мне рассказала.
ШЕЙН: Не, Рик – это... Это уж традиция, что ли.
КЭРОЛ: Я тебя поздравляю, Мишонн сказала, что Тара плакала, когда уходила.