Бонбоньерка
Шрифт:
Лежу, скучаю, ругаюсь, чтоб не мешали.
9 час. 40 мин. Лекарство, через полчаса второй завтрак.
Лежу, слежу за солнечными зайчиками, иногда встаю. Когда встаю, успеваю кое-что записать, пока не замерзну без одеяла.
13 час. 30 мин. Последнее лекарство, через полчаса третья еда.
Мысленно составляю план на завтра и отдыхаю от перенапряжения - лежу.
17 час. Ужин.
Диван, недовольство, грусть. Телевизор, веселье, идеи. Одеяло "конвертиком", закрытый просмотр снов.
Утверждено и рекомендовано канцелярией внутренних голосов по делам и странностям поэтов и писателей.
Зола от сказки
Как водится, все
Только собралась лечь в постель - явилась фея.
– Как! Уже спать? Золушка, не дождавшись желанного?! Сегодня бал! Надо ехать, там будет принц!
– воскликнула она.
– Милая крестная, да разве принцы еще есть?
– ответила ей Золушка, а, вернее, Прапразолушка.
– Конечно, есть, глупое дитя!
– Спасибо, но не хочется, не верится...
Но фея, ее не слушая, а полагаясь на собственный ум и фантазию, уже сделала необходимые приготовления и отправила кавалькаду прямо из ситцевой спальни на бал.
– Часы заведены на двенадцать, - махнула она вслед рукой, подгоняя попутный ветер.
– И подводить их могут только безрассудно влюбленные!
Принц был счастлив знакомству с Золушкой, но в одиннадцать вечера, хотя до полуночи оставался еще целый час, та сослалась на усталость и привычку и покинула дворец, не оставив ему даже туфельки.
– Не могу же я идти босиком, - подумала она, - тем более что карета может вот-вот снова исчезнуть.
И наутро бедный юноша долго размышлял, как же найти ему странную незнакомку, пока папа-король, не видя иного выхода, не посоветовал дать брачное объявление. Но и тогда поженились они не сразу, а еще два года встречались и переписывались. Крестная очень переживала, но после свадьбы успокоилась и теперь возлагает большие надежды на маленькую дочку Золушки: может, хоть та уронит туфельку в память о прабабушке.
Дверь без колокольчика
"Расти и дождаться своего лета", - выдул из цветочного стебелька суть жизни Голсуорси.
"Жить для Бога, для души", - прошелся тем же лугом Толстой.
И, как молоток в кармане, носил Черчилль свой девиз на записном листке: "Бороться, бороться, бороться", не замечая Станиславской встречной шляпы набекрень: "Проще, легче, выше, веселей".
Двери в хаос закрыты и на каждой по изреченью, в них можно стучаться и требовать правды или, не найдя колокольчика, идти пить чай. Достучатся безумцы и те, у кого нет иных дел.
Манускрипт
Я совершал столь давно лелеемое мною путешествие по Востоку и, возвращаясь из Нимруда в Басру, на тесном и душном пятачке восточного базара, в пыльной лавке старьевщика купил почти задаром клочок старинного пергамента. Был он не больше трех пальцев в длину, и надпись на восточном языке на середине слова обрывалась, но, видно, тем и привлек он мое внимание, что недосказанность оставляла простор фантазии.
По возвращении домой я в тот же день отнес его знакомому востоковеду из Британского музея и стал терпеливо ждать. Воображение рисовало мне картины неслыханных открытий и пророчеств, а память приводила примеры удивительных находок тех лет, но мой приятель остановил этот поток видений, объявив, что не может перевести фразу, не имея ее продолжения. Трудно описать, как я был огорчен и разочарован. Никогда еще у меня не возникало желания сильнее, чем эта настойчивая, всепоглощающая потребность проникнуть в суть того, чем владею. Но я стоял перед непроницаемой
Много лет после этого случая меня еще изредка мучило любопытство дилетанта-исследователя, когда однажды, по прихоти наших туристических маршрутов, я оказался примерно в тех же краях и с той же неуемной жаждой приобщения к древностям бродил под гулкими сводами крытых галерей и лавок. В одной из витрин я увидел нечто знакомое и едва поверил собственному счастью - меж разного старинного хлама лежал брат-близнец моего манускрипта.
Я еле дождался конца поездки, чтоб воссоединить разлученное временем семейство, и не спал всю ночь после того, как отдал кусочки тому же свидетелю моей первой покупки. И вот после стольких лет и волнений у меня в руках был драгоценный листок с переводом. Я отер лоб, развернул его и прочел: "Саули - старый пройдоха".
Это была записочка наподобие тех, что мы писали про своих учителей в школе. Много веков назад один малолетний шалун ее разорвал и за ненадобностью выбросил, а другой, постарше, приехал за тысячи километров, подобрал и снова соединил. Что мне оставалось делать?
Я подозвал официанта, заказал кьянти и выпил за удивительное "бессмертие" Саули.
Подарок
Я был совсем юн, когда вышел мой первый томик стихов и рассказов. Вернее, даже не томик, а книжица в густо-сиреневом переплете, вся умещавшаяся у меня на ладони. Это был предмет моей гордости, вещественное воплощение тех часов и дней, когда на меня снисходил чудесный поэтический покой. В ней было все, что я написал за последние четыре года: короткие, но цельные стихи, витиеватые сонеты, легкомысленные басни в стихах, которые я любил больше всего, и еще десятка три эссе и рассказов, в которых мне позировали мои друзья и знакомые. Книжечка осталась незамеченной, но для меня это не имело никакого значения. Много ли весят признание и слава, когда на другой чаше весов бесценные двадцать три года?
Прошло пару лет, у меня появились новые интересы и знакомые и двоим из них - приятной молодой паре, не чуждой пословице о "книжном черве", мне захотелось подарить в знак нашей дружбы свой сборник. Я достал книгу из шкафа, бегло пролистал и ощутил на душе неприятную тяжесть. Больше половины из напечатанного вызывало у меня недовольство и смущение. Было ясно, что в таком виде подарить ее я не смогу. Но другая половина была явно хороша и не заслуживала быть погребенной в забвении, и я стал обдумывать вариант подарка с оговоркой страниц, разрешаемых к чтению. Путь самый верный и безболезненный, но кто помешает человеку в мое отсутствие открыть и прочесть то, что теперь выглядело для меня ужасающе наивным и приторным? Я согласен был отдать чужому взгляду все рассказы и басни, но остальное надо было как-то скрыть. Вырвать страницы? Невозможно, слишком много, подарок превратится в кандидата для мусорного ведра. Склеить их между собой? Немного лучше, но все равно будет выглядеть странно. Меня уже посетила и совершенно нелепая идея вырезания декоративных узоров дыроколом, чтоб сбить читателя со следа отсутствием половины слов, когда выход нашелся сам собой.
Передо мной на столе стояла красивая рамка с затуманенной фотографией лета далекого две тысячи первого года. Я вырвал несколько листков из книги, на которых мое перышко представало во всем своем серебристом блеске, веерообразно выложил их на листе охристого картона, украсил сухими стебельками и веточками вереска и вставил в раму. Я провозился со своей затеей больше трех часов. Вышло так удачно - словно небольшая своеобразная картина, что мне даже расхотелось ее дарить.
На Рождество я зашел в книжный, купил дорогое издание Оскара Уайльда в тисненом синем переплете и вручил моим новым друзьям с памятной надписью. А в качестве закладки я вложил птичку, вырезанную из одного из моих самых трепетных и возвышенных сонетов.