Бородинское поле

Шевцов Иван Михайлович

первый подорвавшийся на мине танк остановился, шедшие

следом обогнали его и продолжали упрямо идти вперед,

разгребая суметы и стреляя на ходу из пушек и пулеметов. До

них было далековато, из автоматов не достать, и Сухов

приказал перебросить все пулеметы на южную сторону и

открыть огонь по облепившим танки пехотинцам. Фланговый

огонь станкового и трех ручных пулеметов был внезапным и

действенным: он как ветром сдул с брони

стрелков, и они

серыми точками падали в снег. Сухов сам находился здесь, у

пулемета, а на противоположной, северной, стороне леса с

третьим отделением оставался его помощник сержант Олег

Остапов.

Танки поднимали тучи снежной пыли. Под огнем батарей

полка Макарова их строй нарушился, они спешили побыстрей

выскочить на артиллерийские позиции и выйти затем в тыл

обороняющихся. Пулеметный огонь Сухова их не беспокоил,

тем более что с выходом танков на артиллерийские позиции

лесной островок со своим гарнизоном оказывался уже в

окружении. Прижатые пулеметным огнем немецкие пехотинцы

зарывались в снег и не делали попытки двигаться ни вперед,

ни назад: они выжидали исхода танковой атаки. С волнением

следил за атакой танков и лейтенант Сухов. Одно время ему

казалось, что судьба полка Макарова решена - это когда на

дорогу, во фланг батарее Думчева, выскочило два немецких

танка. Но в это время один за другим прогремели три мощных

взрыва, от которых даже здесь, на большом расстоянии,

вздрогнули старые ели, обдав Сухова снежной пылью. Это

взорвались трехсоткилограммовые фугасы. Такой силы взрыв

отрезвил не в меру ретивых танкистов. Оставив перед

артиллерийскими позициями четыре подбитые машины,

фашистские танки повернули обратно. Однако от колонны

отделились два танка и пошли на лесной островок: один шел с

южной стороны прямо на пулеметный огонь, а другой - с

восточной, то есть с тыла, как раз с той стороны, где не было

мин. Первый танк приблизился к роще на полтораста метров и

остановился, не дойдя совсем немного до минной полосы,

точно чувствовал или догадывался, что дальше идти опасно.

Сухов стоял за толстым стволом ели среди бойцов первого

отделения и пулеметчиков, теперь уже прекративших огонь, к

вслух зазывал вражеский танк:

– Ну что ты остановился? Ну иди же к нам, иди. Ну еще

немножко. Всем взводом просим тебя, подойди поближе.

Однако танк продолжал с места стрелять по лесу из

пушки и пулемета. Он делал это как-то размеренно,

неторопливо, посылал

снаряд за снарядом с

продолжительными интервалами. "А ведь это не случайно, -

размышлял лейтенант.
– В действии танкистов кроется какой-

то замысел". И неожиданно он встрепенулся от неприятной

догадки: "Отвлекает на себя, а тем временем второй танк идет

на нас с тыла". Во взводе было три противотанковых ружья, по

одному в каждом отделении. Сухов послал связного к своему

помощнику с приказом - взять бронебойщиков второго и

третьего отделения и немедля выйти навстречу второму танку.

Однако приказ этот оказался излишним: Олег Остапов уже

раньше принял такое решение и теперь пробирался сквозь

чащу к восточной опушке, где надрывно гудел мотор немецкого

танка да периодически раздавались короткие пулеметные

очереди.

Олег шел с противотанковой гранатой в руке, за ним

гуськом след в след - четыре бойца: два автоматчика и два

бронебойщика бороздили рыхлый глубокий снег. Олег

находился в состоянии душевного подъема, но не охотничьего

азарта, а какого-то более возвышенного, что можно было бы

назвать праздником души, для которого были свои основания и

причины. Позавчера лейтенант Думбадзе вручил ему письмо

от Вари и затем подробно рассказал о своей поездке в Москву,

а вчера Олег встретился с подполковником Макаровым,

беседовал с ним задушевно, по-родственному. Встреча с

Глебом окрыляла Олега, наполняла чем-то живительным,

волнующим, праздничным, и вовсе не потому, что с ним

говорил командир полка, а потому, что это был родной брат

Вари, образ которой сопровождал его повсюду. Олег бежал

навстречу танку уверенно и легко, совершенно не чувствуя

страха. Он даже не знал, один там, на восточной опушке, танк

или несколько, словно это не имело особого значения. Лесная

чаща позволяла бойцам приблизиться к танку незамеченными

на расстояние верного броска гранаты или бутылки, стволы

деревьев служили неплохим укрытием от пуль.

Очевидно, и танкистов охватили сомнения, как только

они прошли по лесу первые полсотни метров, подминая под

себя засыпанные снегом, точно одетые в маскхалаты,

молодые елочки, за которыми им чудились притаившиеся

гранатометчики. И когда командир немецкого танка

почувствовал два щелчка по броне - стреляли невидимые

бронебойщики, - он принял благоразумное решение: дав