Бородинское поле
Шрифт:
Однажды мы заспорили, что древнее - искусство или
архитектура? Я утверждал, что конечно же архитектура.
Потому как сначала появился зодчий, а уж потом художник.
Ведь что человеку прежде всего нужно? Пища и кров.
Архитектура - она когда появилась? Как только человек вылез
из пещеры и стал строить примитивную хижину. Алексей
Николаевич перебил меня и как будто подхватил мою мысль.
"Совершенно верно, - говорит, - зодчий появился, как только
человек
глиняных стенах делал рисунки. До появления архитектора. Но
вы, - говорит, - правы: человеку сначала нужна крыша над
головой, а уж затем - зрелище".
На углу улицы Горького и Охотного они встретили
художника Павла Корина, который в эти тревожные дни также
работал в "ведомстве" главного архитектора Москвы. Корин
шел из Большого театра, где производил реставрационные
работы. Павел Дмитриевич был чем-то очень похож на
Дмитрия Никаноровича, и не только статью, коренастой
осанкой. Было что-то неуловимое, внутреннее, что роднило их.
Сам незаурядный живописец, Дмитрий Никанорович высоко
ценил художника Павла Корина, преклонялся перед его
могучим талантом. Корин же видел в Дмитрии Никаноровиче
большого зодчего, восхищался его неутомимой энергией. Из
построенных им зданий ему больше всех нравился
Концертный зал имени Чайковского. Тепло поздоровавшись,
Дмитрий Никанорович заговорил первым:
– Вот провожаю Олега на фронт. Так сказать, прощальная
прогулка по Москве. Человеку завтра в бой, а мы вот
рассуждаем о том, какие здания будем строить после победы.
Нелогично?
– Нет, почему же, - ответил Корин, и ясные глаза его
лучились любопытством. - Это даже очень интересно. Я
слышал, что рано или поздно, а и к нам, в Москву, придут
заокеанские небоскребы. Что вы на это скажете?
– Зачем заокеанские? - Дмитрий Никанорович резко
тряхнул крупной головой.
– Мы свои построим, в нашем стиле.
Бетонные глыбы нам ни к чему. У нас есть свой, национальный
стиль зодчества, есть великолепные образцы. Тот же Кремль с
его островерхими шатрами башен - образец национального
стиля. Я представляю себе Москву завтрашнего дня, где
вместо сорока сороков с крестами будут возвышаться пики
наших многоэтажных зданий. Только вот Олег со мной не
согласен, - с подначкой усмехнулся он в сторону молчаливого
Остапова.
Олег не отозвался. Лицо его было сосредоточенным,
отрешенно-задумчивым, но не грустным, а напротив, каким-то
просветленным. Дмитрий Никанорович не уловил этой
просветленности
– Что вы такой задумчивый? Мысленно вы уже там, на
фронте, мосты взрываете?
– Нет, Дмитрий Никанорович... Я сейчас думал о другом.
– О чем же, если не секрет?
– быстро спросил Дмитрий
Никанорович.
– Враг у порога, над нами смертельная опасность, а мы
спокойно рассуждаем о завтрашнем дне, как будто этот день
гарантирован всевышним.
– А вы не считаете, что он... гарантирован? -
стремительно спросил Дмитрий Никанорович, и в низком
голосе его прозвучало нечто настойчивое и резкое, что
смутило Олега.
– Нет, не считаю, - конфузясь, ответил Остапов и густо
покраснел. - Некоторые сомневаются и бегут из Москвы на
восток.
– Некоторые не в счет, - резко и почти с раздражением
отозвался Дмитрий Никанорович.
– И потом, надо разобраться:
бегут - это одно, а эвакуируются - совсем другое. Вот Павел
Дмитриевич не уехал. И напрасно. Вам бы надо уехать
непременно. Талантливых людей надо беречь. Мы всех
академиков-зодчих эвакуировали.
– Разве?
– поднял ясные глаза Корин.
– А я вчера на улице
встретил Алексея Викторовича Щусева. Насколько я помню, он
академик архитектуры.
– Отказался, - ответил Дмитрий Никанорович. -
Заупрямился старик. Что с ним поделаешь - таков уж он есть.
На днях я тоже встретил его, но не на улице, на крыше дома.
Представьте себе: утречком, вижу, сидит на крыше человек с
палитрой в руках. Перед ним этюдник. А на голове - кастрюля.
Да-да, обыкновенная кухонная кастрюля. Присмотрелся - да
это ж Алексей Викторович! Спрашиваю: "Что вы там делаете в
такую рань?" Отвечает: "Решил рассвет над военной Москвой
написать. С аэростатами, знаете ли, эффектно получается".
–
"А на голове что у вас? Никак, кастрюля?" - "Она самая, вместо
каски. Осколки, знаете ли, падают от зенитных снарядов. А так,
говорят, безопасней". Я ему опять: уезжать, говорю, вам из
Москвы надобно. А он мне: "Соглашусь при одном условии -
если и детища мои со мной вместе эвакуируете: Мавзолей,
гостиницу "Москва", Казанский вокзал. А без них я никуда не
поеду". Вот он каков - Алексей Викторович. Учитель мой.
– И не он один таков, - заметил Корин. - Многие
художники отказались покинуть Москву.
– Музыканты тоже, - вставил Олег, вспомнив, что сегодня
он идет на концерт.
– Голованов, например.