Бородинское поле
Шрифт:
ошарашило выступление Олега Остапова. Не знаю, кем он
тебе доводится...
– Муж незаконной тети. Значит, незаконный дядя, -
шуткой ответил Коля. - Ну-ну, интересно, что говорил Олег
Борисович?
– У всех создалось впечатление, что именно он автор
коллективного письма.
– Так уж и у всех? - мягко возразил Коля. Ему уже не
хотелось спорить с Ариадной, как говорится, накалять
обстановку. В споре она была неукротима.
он чувствовал себя ничтожным и жалким.
– Позиция Остапова тебе хорошо известна: сохранить
центр Москвы, в пределах Садового кольца, нетронутым, как
заповедник. Но это же абсурд, наконец, глупо! Расти Москве
вширь черт знает до каких пределов, а в центре будут стоять
развалюхи, коммунальные клоповники без удобств! В то время
как люди хотят жить в центре и не терять времени и не тратить
нервы в общественном транспорте. Люди хотят добираться от
дома до работы самое большее за двадцать минут. А теперь
на это уходит больше часа.
– А не лучше ли решить проблему общественного
транспорта? И тогда люди будут тянуться к окраинам, к
зеленым зонам, к чистому воздуху.
– И прибавил с улыбкой: -
Как мы с тобой.
– Зачем, какая в этом необходимость? Город должен
расти ввысь. В том числе и центр, - горячилась Ариадна, не
приняв его шутки, и вдруг поймала себя на мысли, что говорит
она то же самое, что говорил сегодня на совещании
Брусничкин, отвечая Олегу Остапову.
– Понастроить в центре небоскребы, да к тому же
безликие, вроде вот этих сборных бетонных башен, значит
действительно изуродовать Москву, - без вызова сказал Коля.
– Да какое это имеет значение - этажность? Важно, что
внутри. Люди хотят иметь удобства, если не комфорт, то хотя
бы уют в своих квартирах. Я хочу, чтоб внутри квартир были
новые типы сантехкабин, чтоб в ванной был туалетный стол и,
прости, биде, чтоб в кабине уборной был рукомойник.
Элементарный уют, понимаешь? Это главное, а не внешние
черты. Современная архитектура имеет свои особенности,
свой облик, свои задачи: просто, экономично, рационально и
максимум удобств.
– Однако ты предпочитаешь жить на проспекте Мира в
доме, имеющем приятный внешний вид, так называемые
архитектурные излишества, - дружески поддел Коля.
– Ну знаешь ли, не я выбирала для себя этот дом, - не
нашлась Ариадна.
– А тот, кто выбирал, он что, сторонник Олега
Борисовича?
– Ярый противник, - ответила Ариадна и рассмеялась
своим
знаешь, сколько стоили дома на проспекте Мира с их
приятным, как ты изволил выразиться, видом? Если б мы
строили и поныне такие дома но индивидуальным проектам, то
мы бы еще на протяжении десяти, а то и больше лет не
выселили бы людей из бараков и подвалов.
– А ты считаешь, что твои крупнопанельные башни
обойдутся дешевле? Ты учитываешь ненадежность стыков
наружных панелей, когда через два-три года после новоселья в
квартиры сквозь эти стыки врывается ветер и вода? Или для
тебя это безразлично: в твоей квартире на проспекте Мира
тепло и сухо! А сколько средств уходит потом на штопку этих
стыков! И какой внешний вид этих башен после штопки?
Черные полосы по стыкам, словно дегтем разрисованы.
Красота!
– Во-первых, эти башни не мои. Я тебе уже говорила, что
при строительной индустрии, при крупнопанельном
домостроительстве архитектор выполняет функции инженера.
А во-вторых, за надежность стыков отвечаешь ты, строитель.
– Как бы не так! Словно ты не знаешь, что прокладки и
мастика, которые мы сейчас применяем на стыках,
ненадежны.
– Но при чем тут архитектор, в чем его вина? Не я же
выпускаю мастику.
Коля понимал, что она в чем-то права, и не стал
возражать. Они приближались к их "шалашу". Сумерки
сгущались быстро и незаметно. Кусты дышали приятным
теплом, и тепло это, и сумерки примиряли. В конце концов, от
их спора, от их взглядов на вопросы градостроительства
нисколько не зависит архитектурное будущее Москвы. Коля
снял с себя куртку и, расстелив ее под кустом, опустился рядом
на редкую и мягкую траву. Земля была теплой и сухой.
Ариадна села на куртку, взяла его руку, горячую и крепкую.
Потом начала ерошить его густые короткие волосы, шепча:
– Какой ты у меня славный! Только я одна, и никто
больше не знает, какой ты славный... И родной,
единственный...
Сладостная вкрадчивость и ненасытная страсть звучали
в ее голосе, разжигали в нем неистовое влечение и
неизъяснимое блаженство. Ариадна обхватила его шею
обеими руками, прильнула губами к его горячему лицу.
Сброшенная белкой с дерева шишка, прошуршав в листве,
упала рядом, но они не слышали ее падения. Сквозь ветки
куста Ариадна видела зажженную в небе звезду. Мысленно с