Бородинское поле
Шрифт:
говорил. Я сразу всю вину взял на себя. Сказал: наказывайте
меня, потому как я приказал Остапову сверлить. Я доложил,
что ты не хотел, сомневался. Я честно доложил. Ты ведь
предчувствовал. А? Знаешь, говорят, есть такое предчувствие.
Или сон дурной перед этим видел? А? Признайся, Остапов!
Ты, конечно, прости меня. Я виноват перед тобой. Это счастье
твое, что все так обошлось. Малость оглушило. Но это ерунда,
доктора говорят,
полностью. Главное, что жив, цел и невредим. А могло... Ты
представляешь, что могло? Жуть, кошмар! Представляешь:
был человек - и нет человека.
– Мы солдаты. Всякое может случиться. На войне сколько
погибло, - ответил Игорь.
– То на войне. Там другое дело. А жертвы в мирных
условиях - непростительная роскошь. Какая там роскошь -
преступление. Генерал так и сказал мне. Конечно, академия
моя на этот раз накрылась. Но я не печалюсь. Все равно от
меня она никуда не уйдет. Время еще есть. Я своего добьюсь.
Думчев вспомнил и тот случай, когда я от поезда отстал.
Говорит: "Тебя судил суд офицерской чести". Ну и что? Судил.
Но после того у меня две благодарности. А стрельбы?
Помнишь, Остапов, как мы тогда стреляли? Первое место на
блюдечке. Это он не учитывает, говорит, Федоров заслуживает
наказания. Возможно, я заслуживаю. Но за то, как быстро мы
все исправили, за это мне опять же полагается приз. А в итоге?
А в итоге нуль, все остаются при своих.
– Это вам нуль, а мне? Что мне причитается? Главный
виновник чепе все-таки я.
– Ты? А при чем тут ты? Ты приказ выполнял. Ты
действовал в соответствии с уставом. Ты, если по совести
рассудить, благодарности заслуживаешь. И генерал Думчев
так и сказал: Остапов - герой.
Генерал Думчев этого не говорил - Федоров приврал.
Вообще он имел нехорошую привычку все приукрашивать,
переиначивать, прибавлять от себя. Да и Думчев разговаривал
с ним не целый час, а всего пятнадцать минут. Ругал его,
мальчишкой назвал, распущенным, недисциплинированным.
Припомнил и случай, когда Федорова судил суд чести. В
прошлом году это было. Подразделение ехало в командировку.
На одной из станций, во время стоянки поезда, Федоров зашел
в вокзальный ресторан. Пообедал с вином, засиделся, когда
вышел на перрон, оказалось, что поезд ушел. Следующий
поезд ровно через сутки. Захмелевший Федоров особенно не
огорчился, пожалуй, даже обрадовался. "Ну отстал и отстал, с
человеком всякое может случиться", - легкомысленно
рассуждал
болтаться же на вокзале. Вышел в город, потолкался в
магазинах. Время тянулось непростительно медленно.
Случайно забрел в кино. И там встретил девушку, которая, как
он мгновенно решил - а он всегда все решал мгновенно, -
послана ему самой судьбой. Это была стройная, рослая, как и
сам Федоров, шатенка с растрепанными волосами, небрежно
падающими на покатые обнаженные плечи. Легкое пестрое
платьице, очень коротенькое, что называется, на пределе,
обнажало упругие, кофейные от загара ноги.
Познакомились. Девушку звали Новеллой. Он был в
восторге и от девушки, и от ее необычного имени, и от ярко-
пестрого коротенького платьица. Между прочим, восторгался
он всегда искренне, как все увлекающиеся, легкомысленные
натуры. После сеанса они ужинали в ресторане - выпили две
бутылки шампанского, ели окрошку, шампиньоны и фрукты.
Потом, уже вечером, гуляли в городском парке, ели
мороженое, целовались в темных аллеях. Федоров страстно
объяснялся в любви, благодарил судьбу и машиниста поезда,
от которого он отстал, хотя машинист тот был совсем ни при
чем. Все было в розовом тумане, настоящее и будущее. Он
рассказывал Новелле о Москве, где жили его родители, о
военной академии, которая ждет не дождется, когда
осчастливит ее старший лейтенант Федоров. На другой день
они снова побывали в городском парке, и он называл Новеллу
своей невестой, а затем, в ожидании поезда, сидели в
вокзальном ресторане.
К месту командировки Федоров прибыл лишь на третьи
сутки, и его одиссея закончилась судом, чести.
Когда подполковник Шпаков доложил генералу Думчеву о
взрыве и о том, что авария была быстро ликвидирована,
Николай Александрович, вспомнив суд чести, сердито
проворчал:
– Опять Федоров!.. Что ж, урок не пошел впрок. Это его
рапорт вы мне препроводили?
– Так точно, товарищ генерал. Хочет в академию.
– Он хочет - это понятно. А то, что вы считаете Федорова
достойным академии, - это мне совершенно непонятно,
подполковник Шпаков.
– Он первоклассный специалист, товарищ генерал.
– И разболтанный зазнайка. Его бы в детский сад, а, не в
академию.
– Конечно, мальчишество есть. С возрастом пройдет, я
так думаю.
– А я так не думаю, - решительно сказал генерал. -