Боярышня Евдокия
Шрифт:
— Они одновременно ни разу не спускались. Осторожные.
— Ну, тогда остаётся дырку делать и выползать через неё, — нехотя вернулась к первоначальному плану Дуня.
— Тут где-то должна быть дверца в другую часть подклети, — вспомнил Гаврила. — Может, там легче будет с выходом?
— А где? Где ты видел? — взбодрилась боярышня.
— За теми бочками хозяин что-то открывал, — показал Гаврила и они с Дуней сразу же бросились туда.
Там действительно оказалась замаскированная крошечная дверца. Замок сковырнули
— Боже! Сокровища Али-бабы! — выдохнула Дуня.
— Чьи?
— Я тебе потом расскажу! Тут проблема в другом: как мы всё это упрём?
Глава 24.
Гаврила с нежностью смотрел на взбудораженную Евдокию, радуясь вместе с ней и запрещая себе думать о будущем. У него не было сомнений в том, что положит жизнь за неё, но поможет ли ей это спастись? До чего же несправедлив мир!
Дуня даже не предполагала, какие мысли одолевают её товарища. Она держалась ради него, потому что считала себя взрослой и должной поддержать его, и сама не заметила, как поверила в свою браваду.
Она с любопытством ворошила связанные в пучки меховые шкурки, принюхивалась к ряду бочонков, взвешивала железные пластины, ковыряла пальчиком воск. А вот когда нащупала шкатулку с украшениями, опечалилась. Удивление и ошеломление прошло, а вот вопрос происхождения богатств встал остро.
— О-хо-хо-хо, — расстроенно пробубнила она. — Не знаю, откуда шкурки и прочее, а вот украшения с жуковиньями явно сняты с таких, как мы.
— Хорошо бы в церковь всё пожертвовать, — высказался Гаврила.
— А церкви богатства зачем? — нахохлилась она.
— Как зачем? Сирым и страждущим помогать.
— А-а, хорошее дело, — вздохнула Дуня, — но так уж и быть, взвалю на себя эту ношу.
— Нам бы выбраться отсюда, — деликатно заметил боярич, — тогда и я бы щедро милостыню раздал.
Евдокия возмущенно запыхтела, бросила укоризненный взгляд, а Гаврила усмехнулся: мачеха рассказывала ему, что её маленькая боярышня страсть как не любила раздавать деньги.
— Гаврила, а ты ничего странного не замечаешь? — неожиданно тожественным тоном задала она вопрос.
Он огляделся. Мало что можно было разглядеть в потёмках, хотя в этой части свет попадал из двух продухов, расположенных под самым потолком.
— А я тебе подскажу, — нетерпеливо переступая ногами, шепнула Евдокия. — Бочки! Сравни их размер и тот ход, через который мы пролезли!
Гаврила не только посмотрел, но ещё руками померил и удивленно уставился на неё.
— О чём это говорит?! — в радостном предвкушении спросила она.
— Тут есть другой ход!
— Благословенна твоя умная голова! — счастливо всплеснула она руками и тут же скомандовала: — Ищем! У нас появился новый вариант для побега! — улыбаясь, сообщила она, и наслаждаясь его реакцией на
— Даже не знаю, теперь какой выбрать! Ну прямо глаза разбегаются и руки чешутся, так хочется всякий попробовать.
— Какая ты, — невольно вырвалось у Гаврилы, а на лице его расцвела улыбка.
Дуня не стала кокетливо спрашивать, какая. Она без этого знала, что смешная и забавная, но боярышням невместно такими быть. Смешливыми ещё ни шло, а других смешить — это уже не серьёзно. Но Гаврила вряд ли хотел её обидеть, просто не смог бы выразить своих чувств, а ставить его в неловкое положение не хотелось.
— Давай-ка искать скрытый ход. Думаю, что он ведёт в лес, — предположила Дуня, думая о разбойниках на дорогах.
— Скорее к речке: бочки на ладье везли, а потом сюда докатили, — возразил боярич и задумался, каким образом намеревались доставить бочки до города. Но Дуня уже засыпала его новыми вопросами:
— Интересно, что в них? Пахнет сладким и вкусным, у меня аж зубы сводит.
— Так стоялые меды, — без сомнений озвучил Гаврила. — На бочонках должны клейма стоять с датой постановки. Им может быть уже четверть века.
— Я не пробовала такой, — призналась Дуня.
— Княжеский напиток! Мой дед поставил пару бочонков в погреб, когда я родился, чтобы гостей угощать на моей женитьбе.
— Ух ты, да ты завидный жених! Думаешь, мед успеет выстояться до твоей свадьбы?
— А я не тороплюсь, — хмыкнул Гаврила, — может, моя невеста ещё мала.
— Оу! Ну да, наверное, тебе виднее, — отступила боярышня и принялась простукивать стены.
— Ты чего делаешь?
— Как чего? Тебя разве дядька не учил клады искать?
— Клады? Не-е-ет, — растерялся Гаврила.
— Сейчас научу. Значит, так: слушаем стук и ищем пустоты. Это перво-наперво. Потом можно свечку зажечь и посмотреть, куда огонёк потянется.
— Как потянется?
— Ну, если за стеной есть ход, то скорее всего там будет сквознячок!
— Хм, действительно. Только разве у тебя был дядька?
— Экий ты невежливый! Не могу же я тебе правду сказать, кто меня всяким непотребствам учил!
— Каким непотребствам? — насупился Гаврила.
— Ну, например, плевать дальше всех. Вот ты как далеко плюёшь?
Гаврила покраснел, его успехи в этом деле были не велики.
— А я всех переплюнула! — не дожидаясь ответа похвастала Дуня. — Или вот умеешь ли ты свистеть?
— То грех.
— Твоя правда, — грустно согласилась она. — Меня дед всех денежек лишил за художественный свист. Не оценил искусства, а ведь полная копилочка была собрана…
— Боярышня, кажется, я что-то нашёл, — отвлёк её Гаврила, заметив, что она опечалилась. Хотя узнать о худом свисте он не отказался бы, но постесняется спрашивать. Всё же боярин Еремей зря злобиться не стал бы.