Божественная комедия

Алигьери Данте

₄₀

И раз угодно божьему суду, Чтоб я увидел горние палаты, Чему давно примера не найду,

₄₃

Скажи мне, кем ты был до дня расплаты И верно ли ведет стезя моя, И твой язык да будет наш вожатый».

₄₆

«Я был ломбардец, Марко звался я; [760] Изведал свет и к доблести стремился, Куда стрела не метит уж ничья.

760

Я был ломбардец,Марко звался я — Ломбардец Марко жил в XIII в. и был «придворным», то есть человеком, служившим при дворе то одного, то другого феодала.

₄₉

А

с правильной дороги ты не сбился». Так он сказал, добавив: «Я прошу, Чтоб обо мне, взойдя, ты помолился».

₅₂

И я: «Твое желанье я свершу; Но у меня сомнение родилось, И я никак его не разрешу.

₅₅

Возникшее, оно усугубилось От слов твоих, мне подтвердивших то, С чем здесь и там оно соединилось.

₅₈

Как ты сказал, теперь уже никто Добра не носит даже и личину: Зло и внутри, и сверху разлито.

₆₁

Но укажи мне, где искать причину: Внизу иль в небесах? Когда пойму, Я и другим поведать не премину». [761]

₆₄

Он издал вздох, замерший в скорбном «У!», И начал так, в своей о нас заботе: «Брат, мир-слепец, и ты сродни ему.

761

Но у меня сомнение родилось: в чем причина всеобщей испорченности — во влиянии небесных светил или в злой воле людей? Сомнение это, возникшее после слов Гвидо дель Дука (Ч., XIV, 38–39), усугубилось после слов Марко (ст. 47–48), подтвердивших то самое (всеобщее падение нравов), с чем это сомнение соединилось, то есть чем оно было вызвано, и «здесь» (в беседе с Марко) и «там» (в беседе с Гвидо).

₆₇

Вы для всего причиной признаете Одно лишь небо, [762] словно все дела Оно вершит в своем круговороте.

₇₀

Будь это так, то в вас бы не была Свободной воля, правды бы не стало В награде за добро, в отмщенье зла.

₇₃

Влеченья от небес берут начало, — Не все; но скажем даже — все сполна, — Вам дан же свет, чтоб воля различала

762

Одно лишь небо — то есть одно лишь воздействие звезд.

₇₆

Добро и зло, и ежели она Осилит с небом первый бой опасный, То, с доброй пищей, победить должна.

₇₉

Вы лучшей власти, вольные, подвластны И высшей силе, влившей разум в вас; А небеса к нему и непричастны. [763]

₈₂

И если мир шатается сейчас, Причиной — вы, для тех, кто разумеет; Что это так, покажет мой рассказ.

763

Смысл: «Некоторые из наших наклонностей зависят от той звезды («небес»), под которой мы родились, но если наша воля выдержит первую борьбу с влиянием звезд («с небом первый бой»), то при поддержке доброй духовной пищи она победит это влияние, ибо мы подвластны высшей силе, то есть богу, звезды же не могут воздействовать на наш разум».

₈₅

Из рук того, [764] кто искони лелеет Ее в себе, рождаясь, как дитя, Душа еще и мыслить не умеет,

₈₈

Резвится, то смеясь, а то грустя, И, радостного мастера созданье, К тому, что манит, тотчас же летя.

₉₁

Ничтожных благ вкусив очарованье, Она бежит к ним, если ей препон Не создают ни вождь, ни обузданье.

764

Из

рук того — божества.

₉₄

На то и нужен, как узда, закон; На то и нужен царь, чей взор открыто Хоть к башне Града [765] был бы устремлен.

₉₇

Законы есть, но кто же им защита? Никто; [766] ваш пастырь жвачку хоть жует, Но не раздвоены его копыта; [767]

765

Башня Града — справедливость.

766

Но кто же им защита? Никто — ибо императорский престол пустует (ср. Ч., VI, 88–90).

767

Ваш пастырь жвачку хоть жует, но не раздвоены его копыта — По Моисееву закону, чистыми животными считались те, у которых раздвоены копыта и которые притом жуют жвачку. Христианские богословы пользовались этим образом символически: жевание жвачки — размышление над Священным писанием и правильное его понимание; раздвоенность копыт — различение некоторых глубоких понятий, в том числе добра и зла. Данте хочет сказать: «Римский папа и чист и нечист; он авторитетен в вопросах религии, но не различает духовного от светского, посягает на императорские права, прельщается земными благами».

₁₀₀

И паства, видя, что вожатый льнет К благам, будящим в ней самой влеченье, Ест, что и он, и лучшего не ждет.

₁₀₃

Ты видишь, что дурное управленье Виной тому, что мир такой плохой, А не природы вашей извращенье.

₁₀₆

Рим, давший миру наилучший строй, Имел два солнца, [768] так что видно было, Где божий путь лежит и где мирской.

768

Два солнца — папа и император.

₁₀₉

Потом одно другое погасило; [769] Меч слился с посохом, [770] и вышло так, Что это их, конечно, развратило

₁₁₂

И что взаимный страх у них иссяк. Взгляни на колос, чтоб не сомневаться; По семени распознается злак.

₁₁₅

В стране, где По и Адиче струятся, [771] Привыкли честь и мужество цвести; В дни Федерика стал уклад ломаться; [772]

769

Одно другое погасило — папская власть упразднила императорскую.

770

Меч слился с посохом — светская власть слилась с духовной, папа присвоил себе права монарха.

771

В стране, где По и Адиче (Адидже) струятся — в Ломбардии, отечестве говорящего.

772

В дни Федерика стал уклад ломаться — Борьба императора Фридриха II (А., X, 119 и прим.) с папами повела к партийным распрям и порче добрых старых нравов.

₁₁₈

И что теперь открыты все пути Для тех, кто раньше к людям честной жизни Стыдился бы и близко подойти.

₁₂₁

Есть, правда, новым летам к укоризне, Три старика, которые досель Томятся жаждой по иной отчизне: [773]

₁₂₄

Герардо славный; Гвидо да Кастель, «Простой ломбардец», милый и французу; Куррадо да Палаццо. [774] Неужель

773

Томятся жаждой по иной отчизне — жаждут перехода в лучший мир.

774

Герардо да Камино, генеральный капитан Тревизо. Гвидо да Кастель, у себя в Реджо радушно принимавший путешественников. Куррадо да Палаццо из Брешьи.