Божественная комедия

Алигьери Данте

₉₇

«Раз ты властитель града, чье названье Среди богов посеяло разлад [754] И где блистает всяческое знанье,

₁₀₀

Отмсти рукам бесстыдным, Писистрат, Обнявшим нашу дочь!» Но был спокоен К ней обращенный властелином взгляд,

₁₀₃

И он сказал, нимало не расстроен: «Чего ж тогда достоин наш злодей, Раз тот, кто любит нас, суда достоин?» [755]

754

Среди

богов посеяло разлад — Посейдон и Афина спорили о том, чьим именем должен быть назван город. Восторжествовала Афина.

755

Юноша, влюбленный в дочь Писистрата, афинского тирана, поцеловал ее при людях. Писистрат не послушался своей жены, требовавшей, чтобы дерзкий был наказан, и дело кончилось свадьбой.

₁₀₆

Потом я видел яростных людей, Которые, столпившись, побивали Камнями юношу, крича: «Бей! Бей!»

₁₀₉

А тот, давимый гибелью, чем дале, Тем все бессильней поникал к земле, Но очи к небу двери отверзали,

₁₁₂

И он молил, чтоб грешных в этом зле Господь всевышний гневом не коснулся, И зрелась кротость на его челе. [756]

756

Юноша — святой Стефан, побиваемый камнями.

₁₁₅

Как только дух мой изнутри вернулся Ко внешней правде в должную чреду, Я от неложных грез моих очнулся.

₁₁₈

Вождь, увидав, что я себя веду, Как тот, кого внезапно разбудили, Сказал мне: «Что с тобой? Ты как в чаду,

₁₂₁

Прошел со мною больше полумили, Прикрыв глаза и шатко семеня, Как будто хмель иль сон тебя клонили».

₁₂₄

И я: «Отец мой, выслушай меня, И я тебе скажу, что мне предстало, Суставы ног моих окостеня».

₁₂₇

И он: «Хотя бы сто личин скрывало Твои черты, я бы до дна проник В рассудок твой сквозь это покрывало.

₁₃₀

Тебе был сон, чтоб сердце ни на миг Не отвращало влагу примиренья, [757] Которую предвечный льет родник.

757

Влага примиренья — кротость, гасящая огонь гнева. О крайней вспыльчивости поэта рассказывает Боккаччо в «Жизни Данте».

₁₃₃

Я «Что с тобой?» спросил не от смятенья, Как тот, чьи взоры застилает мрак, Сказал бы рухнувшему без движенья;

₁₃₆

А я спросил, чтоб укрепить твой шаг: Ленивых надобно будить, а сами Они не расшевелятся никак».

₁₃₉

Мы шли сквозь вечер, меря даль глазами, Насколько

солнце позволяло им, Сиявшее закатными лучами;

₁₄₂

А нам навстречу — нараставший дым Скоплялся, темный и подобный ночи, И негде было скрыться перед ним;

₁₄₅

Он чистый воздух нам затмил и очи.

Песнь шестнадцатая

_{Круг третий (продолжение)}

₁

Во мраке Ада и в ночи, лишенной Своих планет и слоем облаков Под небом скудным плотно затемненной,

₄

Мне взоров не давил такой покров, Как этот дым, который все сгущался, Причем и ворс нещадно был суров.

₇

Глаз, не стерпев, невольно закрывался; И спутник мой придвинулся слегка, Чтоб я рукой его плеча касался. [758]

₁₀

И как слепец, держась за вожака, Идет, боясь отстать и опасаясь Ушиба иль смертельного толчка,

758

Подобный плотному покрову с колючим ворсом, слепящий дым, в который вступили поэты, обволакивает души тех, кто в жизни был ослеплен гневом.

₁₃

Так, мглой густой и горькой пробираясь, Я шел и новых не встречал помех, А вождь твердил: «Держись, не отрываясь!»

₁₆

И голоса я слышал, и во всех Была мольба о мире и прощенье Пред агнцем божьим, снявшим с мира грех.

₁₉

Там «Agnus Dei» [759] пелось во вступленье; И речи соблюдались, и напев Одни и те же, в полном единенье.

759

«Agnus Dei» (лат.) — «Агнец божий», слова католической молитвы.

₂₂

«Учитель, это духи?» — осмелев, Спросил я. Он в ответ: «Мы рядом с ними. Здесь, расторгая, сбрасывают гнев».

₂₅

«А кто же ты, идущий в нашем дыме И вопрошающий про нас, как те, Кто мерит год календами земными?»

₂₈

Так чей-то голос молвил в темноте. «Ответь, — сказал учитель, — и при этом Дознайся, здесь ли выход к высоте».

₃₁

И я: «О ты, что, осиянный светом, Взойдешь к Творцу, ты будешь удивлен, Когда пройдешь со мной, моим ответом».

₃₄

«Пройду, насколько я идти волен; И если дым преградой стал меж нами, Нам связью будет слух», — ответил он.

₃₇

Я начал так: «Повитый пеленами, Срываемыми смертью, вверх иду, Подземными измучен глубинами;