Бремя империи

Афанасьев Александр

— У меня дела… Я же на службе… — Я ответил так сухо, как только мог, памятуя о наличии в кабинете еще одного человека, которому знать о моих амурных делах совершенно даже необязательно. Иван Иванович равнодушно уставился в окно, по его виду казалось, что он и не слышит, о чем я говорю. Впрочем, впечатление это было обманчивым — сто процентов.

— Нам надо встретиться.

Черт…

— Сейчас?

— Да, именно сейчас! — Вот тут она точно разозлилась и даже не посчитала нужным это скрывать. — Или теперь у вас нет на меня времени, господин Воронцов?

Три раза черт!Да что

же это на меня…

— Я постараюсь вырваться. Обещать ничего не могу.

— Я жду тебя не позже, чем сегодня вечером. Все! — отчеканила она, и дальше в трубке пошли гудки.

Ну и что теперь делать?

— Что-то произошло? — обманчиво равнодушным тоном поинтересовался Иван Иванович.

— Есть небольшие проблемы… Которые я должен решить.

— Как я понимаю — вас ждет некая дама…

— На такой вопрос я бы не ответил и самому Государю Императору.

Иван Иванович рассмеялся каким-то недобрым смехом.

— Похвально… похвально… только не мешало бы вам знать, что ваша дама и есть тот второй источник, через который была проверена информация Халеми. Если вы сегодня будете у нее — то сегодня ночью к вам придут, чтобы похитить.

— Это бред, — усмехнулся я. — Никто не знает, где я нахожусь сегодня вечером.

— Ошибаетесь, — тяжело вздохнул Иван Иванович, — по крайней мере, об этом знают два человека. Вы — и дама, которая вас приглашает. Ведь так?

— Допустим. Не хотите ли вы сказать…

— Я ничего не хочу сказать, — перебил меня Иван Иванович, рядом с телефоном лег небольшой магнитофон с гарнитурой наушников, — сделайте милость.

Я заколебался…

— Смелее…

Я взял наушник — миниатюрный, на тонком проводке, — вставил его в ухо. Иван Иванович нажал на корпусе магнитофона какую-то кнопку.

Казань, улица Хади Такташа

28 июня 1992 года

Улица Хади Такташа, названная в честь одного из татарских поэтов, рано умершего, была самой обычной улицей, такой, каких много в Казани. Жилые дома, халяльный супермаркет, небольшая мечеть в конце улицы. Полицейский околоток располагался по соседству, но исправник в этом районе уже выходил на пенсию и на улице совершенно не появлялся, большей частью дремал у себя в околотке. Но спокойной жизни это не мешало — жители этой улицы уже давно не могли припомнить, чтобы здесь происходило что-то криминальное. По уровню преступности Казань была одним из самых спокойных и мирных городов в стране.

Еще зимой на этой улице появился человек. Человек как человек, по виду русский и разговаривает на русском. Назвался Александром — в честь Государя называли многих. Татарский и арабский языки, распространенные в Казани, не знает ни слова. Первым делом он направился к купцу первой гильдии Рамилю Мухаметову и снял у него несколько помещений в доходном доме. Доходных домов на улице этой было большинство, почти половина их принадлежала купцу Мухаметову, и построены они были очень удобно — на нижних этажах располагались запираемые на замок, без окон склады для товара, на верхних — жилые квартиры. Для тех, кто приехал в город поторговать, лучшего и придумать нельзя — и жилье тебе, и товар под рукой держишь, торгуй — не хочу. На этом и богател купец Мухаметов, строя такие дома один за другим. Немного для приличия поторговавшись, незнакомец снял едва ли не треть дома, заплатив за год вперед. Пояснил, что собирается восточным

товаром торговать — коврами ручной работы… Пожал плечами купец Мухаметов — на этом рынке кого только не было, конкуренция была страшной. Но ему-то какое дело, хочет человек торговать — так и пусть торгует. Прогорит — его дело, пусть только за помещение заплатит. А тут человек за год вперед ассигновал, лучшего и желать нельзя. Можно даже удачи пожелать.

Через несколько дней завезли ковры. Целый грузовик, разгружали под вечер, осторожно, рулон за рулоном. Заполнили склады — а потом дело не пошло. Едва по машине в месяц завозят. Ну, да это их дело, за помещение-то заплачено.

И никто и подумать не мог, что вместе с коврами привезли еще что-то. Верней — кого-то.

Надо сказать, что ислам в Российской империи делился на официальный и неофициальный, как и в любой религии, в исламе были свои еретики. Официальный представляли собой муллы из Казани, Мекки и Медины.

Официальный ислам не призывал жечь, взрывать и убивать. В свою очередь, и власть относилась к нему более чем лояльно. Будучи православным, государь Александр Четвертый тем не менее на свои деньги приказал выстроить две крупные мечети — в Казани и Москве. Он же придал Казани тот статус, в котором она была сейчас — статус моста между православным и исламским миром, где даже выходной день — пятница.

В свою очередь, и официальное мусульманское духовенство совсем не желало ссориться с государством ни в России, ни на Восточных территориях. Строились мечети, дети свободно учились в медресе, взрослые правоверные открыто читали Коран и совершали намаз. Любой разумный человек видел, что большая часть денег, что давали Восточные территории, вкладывалась в них же — Россия считала эту землю своей навеки и обустраивалась там, как обустраивает свой дом хороший, рачительный хозяин.

Но были и еретики. Самой опасной ересью был признан ваххабизм. Зародившийся на Аравийском полуострове в самом начале века, он был не так прост, как казалось. Точно так же, как и протестантизм в христианстве, ваххабизм по сути был «религией для богатых» — под видом «возврата к истокам» он на самом деле был очень удобен для тех, кто занимался стяжательством и незаконной деятельностью — например, торговлей наркотиками. Раз в Коране ничего про наркотики не сказано — значит, можно употреблять наркотики — так проповедовали сторонники буквального прочтения Корана.

Нельзя сказать, что Духовное управление мусульман сидело сложа руки. Оно всеми силами старалось разъяснить всю гибельность пути на раскол в государстве, весь ужас, который грядет, если победят сторонники «чистого ислама», пыталось вырвать из ваххабитского омута тех, кого еще можно было вырвать.

Более того. Во всех медресе юных мусульман учили, что сам пророк Мухаммед, дав в седьмом веке от Рождества Христова охранную грамоту — фирман — Синайскому православному монастырю, завещал православным и мусульманам жить в вечном мире. Что согласно словам самого же Мухаммеда: тот из мусульман, что начнет сеять раздор или даже поднимет руку на православного брата, тот поступит против воли Аллаха. Мухаммед до того простирал дух веротерпимости, что запрещал последователям своим входить с христианами в споры о превосходстве религии, а если христианину случится быть между мусульманами, то приказывал дозволять ему молиться по своей вере; и «кто поступит против этого, тот есть бунтовщик против Аллаха и Его пророка». За это ваххабиты ненавидели Духовное управление особенно люто.