BRONZA
Шрифт:
Задержавшись возле дверей, чтобы купить цветы, он с волнением вошел в помпезный холл отеля. Протянул портье приглашение. Тот посмотрел на него с вежливым безразличием и выложил на стойку ключ.
– Вас просили подождать там! – ответив на недоумение Марка, портье лично проводил гостя до лифта.
Лифтер в гусарском мундире, глянув на номер ключа, нажал кнопку нужного этажа. Когда двери лифта открылись, с пожеланием всего наилучшего, пальцем показал направление и исчез в сверкающей хромом кабинке. Марк зашагал по коридору, поглядывая на числа. Номер, ключ от которого он держал в руке, оказался в самом конце коридора.
Он не понимал, почему не ушел сразу. Почему остался и что должен сказать или сделать, тоже не понимал. Потерянный, не слыша больше стука собственного сердца, стоял он посреди комнаты в ярком, режущем глаза круге света. Так ему показалось вначале, но то был всего лишь свет из окна. На ковре валялись лиловые лепестки разорванных в клочья тюльпанов. Любимые цветы Эльзы. Он принес их той, что сейчас обнаженная, в бесстыдной позе, задыхалась от наслаждения на коленях у другого мужчины.
Вдоволь налюбовавшись унизительным отчаянием брата, Оуэн шлепком по заднице поторопил девушку, та уже наскучила ему. С протяжным стоном, прогнувшись всем телом, Эльза запрокинула голову, и распущенные волосы пепельной волной сбежали по спине. К прозвучавшему голосу ее страсти добавив низкую рычащую ноту своего удовольствия, Оуэн откинулся назад, на белый шелк простыней. Предоставив брату разглядывать их потные, утомленные страстью тела. Немного погодя, потянувшись за сигаретами, заметил:
– Видишь, она совсем не любит тебя!
В сладком изнеможении Эльза прижималась к своему любовнику. Ее глаза казались черным омутом. Она была счастлива. Самозабвенно счастлива, и она не любила Марка.
Он опустил голову.
– А что ты надеялся здесь увидеть? Благочестивую
Намотав на руку пепельную прядь волос, он резко запрокинул Эльзе голову, прижал к горлу девушки тонкое лезвие стилета.
– Давай, я убью ее и избавлю тебя от лишних страданий!
Лицо Эльзы исказил ужас смерти. А наступившее следом прозрение, крах всех надежд и нежелание умирать такой молодой заставили с мольбой, ища у него защиты, посмотреть на того, кого она обманула и предала. Ее огромные испуганные глаза косули. Марк не выдержал. Сердцу, оказалось, непросто отказаться от любви, даже от разбившейся любви.
– Не смей!! – бросился он к Оуэну.
Впереди полыхнуло яркой вспышкой, и в наступившей внезапно темноте в тело вонзились ледяные иглы мгновенной боли.«Как холодно… Отчего же так холодно?» Прохлада на обнаженной коже заставила зябко поежиться и открыть глаза. Он лежал на кровати. Рядом, улыбаясь как-то странно, сидел Оуэн.
– Очнулся, вот и чудесно. Даже не знаю, тáк ты мне нравишься больше или нет. – Чуть склонив голову набок, он разглядывал Марка с сомнением не уверенного в своем творении художника.
– О чем это ты? И зачем раздел меня? – спросил Марк и нахмурился, он не узнал своего голоса. – Где моя одежда? – оттолкнув Оуэна, встал с кровати. Шагнул в сторону, но запнулся и упал. Маленькие женские ножки не были рассчитаны на широкий мужской шаг.
Из большого зеркала на него с удивлением смотрела сидящая на полу обнаженная Эльза. А он не мог понять, где же его собственное отражение, – если он смотрит прямо в зеркало!
– Ну, хватит уже пялиться на себя!
К нему подошел Оуэн, успевший натянуть брюки приличия ради, чтобы не смущать брата вот так сразу. Подхватив подмышки, поставил Марка на ноги. Теперь в зеркале отражался довольный Оуэн, обнимающий Эльзу за плечи. Но почему Марк чувствовал его руки на своих плечах? И где же его отражение?
– Это… какие-то чары, да? – спросил он, не понимая, что происходит.
Снисходительно улыбнувшись, Оуэн за плечи развернул брата от зеркала и отступил в сторону. Проследив за его приглашающим жестом, Марк увидел себя лежащим на полу с обугленной по краям дырой в груди. Над неподвижным телом, переливаясь, дрожала радужная дымка.
– Я что, мертв?
– Ты? Нет! Тело твое – да!
Марк хотел спросить про радужную дымку, но Оуэн опередил его.
– Твоя Сила, – сказал он. – Если можешь, призови ее. Опасно оставлять это чудовище без присмотра.
Женщина посмотрела на него недоверчиво, как на идиота. Оуэн пожал плечами.
– Хорошо, тогда я заберу ее себе.
Протянул руку, и потерявшая хозяина Сила, откликнувшись на его призыв, свернувшись шаровой молнией, потрескивая электрическими разрядами, послушно легла в раскрытую ладонь. Оуэн сжал пальцы. Но Марк не увидел, как его Сила исчезла в кулаке Оуэна, он смотрел на свои изящные с маникюром руки. Руки Эльзы. Наконец-то с ужасом осмыслив, что произошло. Он был в теле любимой. Собственно, он и был ею.
Не спускавший с брата глаз, Оуэн заметил, как одетая только в свои волосы женщина с робкой стыдливостью прикрыла грудь руками, и рассмеялся.
– Как мило с твоей стороны прикрыть свою наготу… от меня. Прости, но я уже все видел и даже трогал! – заметил он с веселым сарказмом. – Ну же, Марк… не будь такой недотрогой! Она, между прочим, застенчивой совсем не была!
– Ты ведь не сделаешь этого, правда? Не посмеешь! – не хотел верить в происходящее Марк. Шаг за шагом, отступая от мягко крадущегося к нему зверя, уже догадавшись, что хотят от него эти мерцающие опасным блеском глаза.
Усмешка Оуэна была полна снисходительности.
– Иди ко мне, глупый… – поманил он пальцем. – Теперь, когда ты женщина… Марк, прими меня. Прими, и я буду любить тебя нежно… Ты сможешь трепетать в моих объятиях всю ночь… Всю жизнь…
Глубокий, несущий смятение в душу, чувственно-бархатный голос звал к погибели коварной песнью сладкоголосой сирены. Марк хотел ударить Оуэна кулаком в лицо, но тот легко уклонился. Перехватил за руки. Стиснув запястья, прижал маленькие ладони к своей груди.
Не в силах оттолкнуть его, Марк ногтями, до крови, оцарапал кожу на его груди. Оуэн поморщился. «Царапаться?!» Абсурд. Нонсенс, чтобы кто-нибудь осмелился причинить боль ему! Глаза Оуэна превратились в ледышки. Влепив пару хороших затрещин, он швырнул строптивую женщину на кровать.Марк сопротивлялся изо всех своих сил, но слабое тело женщины, в конце концов, уступило грубой мужской силе Оуэна. Почувствовав его в себе, он вздрогнул от отвращения и закричал. И кричал, пока не сорвал голос.
Но слышал ли Оуэн его крики, вминая тело Эльзы в постель.
– Пусти! Слезь с меня! Хватит! – хрипел разбитыми в кровь губами Марк, а Оуэн, отдавшись на волю минутному помешательству, почти готов был переступить черту. Переломать все кости. Задушить. Убить. И только последняя крупица человеческого сознания не позволила этому почуявшему кровь зверю сдаться окончательно своей звериной натуре. Он оставил Марка растерзанным на смятых простынях. Перевернувшись на спину, полежал немного. Встал. Застегнул брюки. Поискал сигареты. Отошел к окну. Закурил, и тонкие крылья носа нервно обрезались от слишком сильной затяжки. Оуэн был разочарован.
Когда Марк бросился на него, неожиданно сконцентрировав Силу для удара, не раздумывая, он убил брата. Так же, не раздумывая, переселил в тело потерявшей сознание девушки, мгновенно решив, что это послужит неплохим компромиссом для обоих. И совсем не ожидал, что еще недавно наслаждавшееся его ласками податливое тело Эльзы, обретя душу брата, будет корчиться на постели, отвергая его.
А он хотел, чтобы Марк тянулся к нему, чтобы горячим, полным неги шепотом просил, нет, умолял взять его. Хотел слушать сладкую музыку его стонов, а не этот звучащий на одной визгливой ноте диссонанс однообразных криков и рыданий. Но пока он курил, стоя у окна, желания его таяли, сизым сигаретным дымом расплываясь по оконному стеклу.
– Будь ты проклят! Я никогда не прощу тебе этого!
Задумавшись, Оуэн отвлекся и не сразу услышал дрожащий от ненависти голос. Слабые руки Эльзы прижимали нож к горлу, но темные глаза ее горели ненавистью Марка. Не она – он воткнул нож себе в горло, распоров сонную артерию. Хлынула кровь. Тело девушки завалилось вперед. Простыни окрасились в красный цвет.
Оуэн метнулся к кровати, но опоздал. Сгусток яркого света, который хотела поймать его рука, исчез, оставив пустоту в его ладони. По его лицу пробежала легкая судорога, плечи затряслись, казалось, сейчас он заплачет.– Сколько патетики, черт возьми! – расхохотавшись, огляделся он вокруг.
Труп на кровати. Труп на полу. Пора было уходить отсюда. В его планы не входило привлекать внимание к своей персоне этими убийствами. Оуэн собирался попробовать себя на новом поприще. В стране, где он сейчас жил, ядовитым гноем набухала злокачественная опухоль будущей войны, и он рассчитывал принять участие в этой кровавой вакханалии.
Схватив за волосы, откинул назад тело женщины на кровати, вытащил торчащий из горла стилет. Подошел к лежащему на полу телу мужчины, заклинанием убрал следы магического удара, пальцами нащупал нужное место и воткнул клинок в уже мертвое сердце. Оделся. Оглядев себя в зеркале, стряхнул с рукава невидимую пылинку.
«Когда-нибудь я верну себе брата и тогда, Сэйрю… – Оуэн в последний раз глянул в зеркало, – ты заплатишь нам за свой грех!» Вышел в коридор, повесил на ручку двери табличку «не беспокоить» и направился к лифту, насвистывая «Тореадор, смелее в бой…»
15 глава
Шлепая босыми ногами по дорожной пыли (связанные шнурками ботинки болтались через плечо), мальчик задумчиво шел по дороге. Его губы шевелились, беззвучно проговаривая слова благодарности, которые он обязательно скажет доброму господину. Хозяин поместья не побрезговал его происхождением и дал ему работу, теперь он сможет помогать матери растить младших сестер. Мальчик так сильно задумался, что заметил машину в самый последний момент, когда, уже ударив, она подбросила его в темноту.
Сломавшееся от удара тело перелетело через визжащий тормозами автомобиль и упало позади. Куклой-марионеткой, у которой разом оборвались все веревки. К мальчику бросился выскочивший из машины бледный водитель. Упал рядом на колени, еще на что-то надеясь, перевернул на спину. Но смерть кровью и грязью уже начертила свои страшные письмена на юном лице. Мужчина гортанно всхлипнул. Он так спешил увидеть своего новорожденного сына, что только что убил чужого.
– Зачем…
Отчаянный мужской крик далеко разнесся по пустынной дороге и, видимо, достиг небес, потому что, вздохнув, мальчик открыл круглые, по-детски доверчивые глаза.
– Я умер, да? – удивленно спросил он тоненьким, ломающимся голоском и снова потерял сознание.
Сгорбившись, мужчина продолжал сидеть на дороге. Одной рукой он прижимал к себе мальчика, другой размазывал по щекам слезы, не замечая грязных разводов, остающихся на лице. Его губы кривились в какой-то жалкой, идиотской улыбке.
«… нежный лотос на глянцевом блюдце листа покачивался на воде. Бледно-розовые, с более темными краями лепестки просвечивали на солнце. Стая золотых рыбок, тех самых, что исполняют три желания, резвилась в журчащем, переливаясь всеми цветами радуги, потоке воды. Сэйрю кормил рыбок крошками.
– Я слушаю тебя, – произнес он, не поворачивая головы.
В размеренное журчание воды вплелись новые звуки. Шелест тростника и тревожное постукивание зеленых стеблей бамбука, раскачивающихся на ветру.
– Думаю, ты уже знаешь…
Тигриные глаза светились затаенной злобой.
– Он не прожил эту жизнь в счастливом неведении, как ты того хотел. Кайя помешал ему…
Взглядом, пригнув макушки бамбука к земле, Бьякко соорудил себе высокое, пружинистое ложе.
С ладони Сэйрю в воду упала крошка. Подувший ветер всколыхнул изумрудные пряди его волос, устилая все вокруг розовым снегом. Лепестки сакуры, похожие на маленькие сердечки, падали в траву, погружались в воду и медленно тонули в ней, как и его надежды.
– Вернулся…
Вздох его был печален, но взгляд Дракона остался холоден и неподвижен.
– Да, вернулся, но Кайя забрал себе его Силу. Теперь он стал гораздо сильней… Что ты собираешься делать… с этим?
– С Кайей? Ничего…
– Я спрашивал не о нем…
В воду упала еще одна крошка.
– Хорошо. Верни ему Оковы, сотри память о случившемся и найди безопасное убежище. Без ауры Силы – Кайе понадобится лет сто, а то и больше, чтобы отыскать брата. А он пусть отдохнет…
Сэйрю, наконец, повернул голову, чтобы увидеть плотоядный взгляд тигра, с каким тот выпускал и прятал когти, словно готовился к прыжку. От ядовито-желтого взгляда Дракона стебли бамбука резко распрямились, подбросив Бьякко высоко вверх. Перекувырнувшись в воздухе, Тигр приземлился на все четыре лапы.
«Ох, уж мне эти кошачьи…» – слегка нахмурился Сэйрю.
– Нет, подожди! Сотри все! – остановил он собирающегося уйти брата.
– Ты уверен, что поступаешь правильно…? – посмотрев с сомнением, перестал весело усмехаться Бьякко.
– Не пререкайся, ступай!
Дракон надменно отвернулся. В воду упала новая крошка. Аудиенция была окончена…» Книга 12-ти Лун, глава восьмаяС мальчиком на руках вернувшись обратно к машине, мужчина осторожно пристроил его на заднем сиденье, после завел мотор и поспешил в город. Они уже свернули на улицу, ведущую к госпиталю, где он работал, когда мальчик, неожиданно очнувшись, громко застонал и сел. Рывком приткнув машину к тротуару, мужчина перебрался на заднее сиденье, взял его за руку, нащупал на запястье пульс.
– Больно? Где болит? – встревоженно спросил он.
Мальчик неловко выдернул у него свою руку.
– Нигде не болит… Со мной все в порядке, – произнес он с какой-то уставшей безнадежностью. – Я полежу немного… – опять улегся на сиденье, закрыл глаза и затих.
Мужчина немного посидел возле него, в смутной тревоге и непонятных сомнениях. Глаза мальчика показались ему такими настрадавшимися, что до сих пор было не по себе от недетского горя, переполнявшего их. И голос, каким мальчик совсем недавно удивленно спрашивал у него «не умер ли он», был не похож на тот, прежний.Оставив пострадавшего в умелых руках своего друга – хирурга госпиталя, он поспешил к жене. Она была слаба, ей требовалось его внимание, но, крепко расцеловав ее и сына (маленький сверток в голубом конверте) и пообещав заглянуть позже, он вернулся в отделение хирургии.
– Ты уверен, что не выпил на радостях, Дитрих? Уверен, что сбил его? Он действительно перелетел через твою машину?! – забросал его вопросами хирург, закрывая за ними дверь в палату. Снял пенсне и стал протирать чистые стекла, что всегда было у него признаком сомнений.
Нахмурившись в ответ, он удивился:
– К чему такие вопросы? Ты не веришь моим словам?
– Верю, но если все, как ты говоришь, то должно было произойти чудо. Понимаешь?
– Какое чудо? О чем ты? Насколько сильно пострадал этот ребенок?
– Не знаю, но у мальчика, должно быть, дюжина ангелов-хранителей! Если не считать той царапины… – хирург кивнул на забинтованный лоб спящего, – то наш пациент абсолютно здоров! Ни переломов, ни ушибов, даже ссадин нет!
– Не может быть!
Недоверчиво посмотрев на него, он шагнул к кровати, откинул одеяло, профессионально ощупал и осмотрел больного. Бегло пролистал анамнез.
– Боже мой, Дитрих! Тебе понадобилось самому убедиться в этом?! – воскликнул его друг с обидой.
– Извини! Наверное, ты прав… Наверное, мне только показалось… Сегодня такой странный день…
Он укрыл мальчика одеялом. Отошел от постели больного, больше не настаивая на своей версии происшествия, чтобы не подвергать свои слова дальнейшему скептицизму друга. Но вряд ли собственные глаза обманули его. Как врач, он точно знал, что держал на руках мертвое тело. Смерть никогда не лжет. А после мальчик… или, может быть, кто-то другой… воскрес. Но вот воля ли на то Божья – теперь уже Дитрих сомневался.
– Это уж точно, – словно в подтверждение его мыслей, раздался голос друга, – сегодня странный день!
Хирург водрузил пенсне на нос, отчего взгляд его стал по-птичьи пронзительно-цепким. Как у ворона.
– Наш пациент, как я уже сказал… здоров. Физически. Но есть небольшое «но», – он внимательно вгляделся в застывшее, с отсутствием каких-либо эмоций лицо спящего. – У мальчика обширная амнезия, он ничего о себе не помнит. Конечно, мы подержим его несколько дней, понаблюдаем… Но ты же понимаешь – это не наш профиль. Придется подыскать какую-нибудь богадельню, где согласятся приглядывать за ним…
– Я все понял, – перебил его Дитрих, – пойду звонить отцу! Он не откажется поместить его к себе в клинику. Ведь это моя вина!
Они еще раз вместе посмотрели на пациента и вышли из палаты, каждый со своими мыслями.16 глава
Берлин, 1943 год. Роза и Крест
Сонный покой частной психиатрической клиники в предместье Берлина ранним утром нарушили «черные рыцари» рейхсляйтера Гиммлера. Небольшой мобильный отряд эсэсовских штурмовиков прибыл сюда по личному распоряжению своего патрона.
Старший офицер стоял у окна в кабинете главврача, держал в руке бутон розы и, вдыхая аромат белых лепестков, с брезгливо-скучающим выражением на красивом лице ждал, когда тот ознакомится с приказом.
– Но, позвольте… э, милейший? – воззрился на него профессор. Сугубо штатский, он путался в военных чинах, поэтому (не зная, как правильно обратиться к офицеру) позволил себе, по-стариковски, именно такое обращение к молодому человеку. – Здесь же не сумасшедший дом! – высказал он свое мнение. – Здесь лежат люди с разными отклонениями и расстройствами, но они далеко не психи! И мы делаем все возможное, чтобы вернуть их в общество, к полноценной жизни! – еще помня о врачебной этике, попытался отстоять свою точку зрения старый врач.
Эсэсовец слегка повернул голову, покосился с холодным презрением, и профессор почему-то начал заикаться.
– Э-э… – заблеял он.
Оставив цветок на подоконнике, офицер отошел от окна.
– Вы, кажется, не согласны с решением фюрера… очистить нацию от всякого хлама? – поинтересовался он у профессора с нотками участия в голосе. При этом как-то опасно, по-змеиному, качнувшись в его сторону, и тот поседел второй раз за свою жизнь.
«Mein Gott… спаси и сохрани!» – мысленно осенил себя крестом профессор, понимая, какую совершил ошибку. Мои дети… так называл их фюрер. И не было ничего страшнее, чем привлечь к себе внимание этих жестоких детей Бога, затянутых в красивую черную форму.
А эсэсовец уже не сводил с него глаз. Несколько секунд профессор был ни жив ни мертв, уловив в их яркой лазури странный интерес к своей персоне – они словно ждали, наблюдая за ним с любопытством злого ребенка, когда он ошибется снова, чтобы безжалостные клыки смерти смогли оборвать и его жизнь.
– Нет, что вы, конечно же, нет! Я полностью согласен с фюрером! – обливаясь холодным потом, закивал головой старый врач, малодушно отрекаясь от своей клятвы Гиппократа.
И в них мелькнуло разочарование, но страх на побледневшем лице доктора, видимо, удовлетворил хозяина этих глаз. Эсэсовец снисходительно похлопал старика по плечу.
– Чудесно! В таком случае приступим к осмотру палат! – сделав рукой приглашающий жест, гость вежливо пропустил профессора вперед.