Бросок Венеры

Сейлор Стивен

Я поспел как раз к ужину. Бетесда слегка поклонилась, когда я похвалил её ягнёнка с чечевицей, и пояснила, что готовкой в основном занималась Диана.

Чуть позднее посыльный от Клодии принёс обещанное серебро. Должно быть, она сама пересчитывала монеты: от них исходил слабый запах её духов.

Когда мы уже собирались ложиться, Бетесда поинтересовалась, как сегодня продвинулась моя работа. Я был уверен, что Диана рассказала ей обо всём, что подслушала днём – и постарался дать ответ как можно более уклончивый, но при этом не лгать.

–

Что же хотела от тебя эта женщина? – спросила она, распоясывая свою столу.

– Хотела услышать то, что я должен был сообщить ей. – Я ни словом не обмолвился о предполагаемой попытке отравить Клодию, как и о предстоящем назавтра визите в Сениевы бани.

– Ты ведь понимаешь, что та женщина направила тебя по ложному пути.

– По ложному пути?

– Я говорю об обвинении Марка Целия.

– Бетесда, все знают, что Целий замешан в этом деле.

Она позволила столе упасть с неё и на мгновение осталась обнажённой.

– А ты ещё поддразнивал меня за то, что я верю слухам. И всё – почему? Потому что я женщина. А теперь ты и сам безоговорочно веришь слухам, - она взяла ночную рубашку и натянула её на себя. Я попытался вообразить Бетесду одетой в прозрачный косский шёлк. При взгляде на моё лицо она смягчилась.

– Разве у тебя есть другие причины подозревать Целия, кроме слов той женщины? А ведь для него было бы ужасно, если бы его осудили за преступление, которого он не совершал.

– А если всё же совершал?

Она покачала головой и принялась вынимать заколки из своей причёски. Затем Бетесда уселась за небольшой туалетный столик перед зеркалом и принялась расчёсывать волосы. Когда я взял расчёску и занялся её волосами, она казалась немного удивлённой, но возражать не стала. Не выказала она протеста и тогда, когда я, бросив расчёску, стал гладить её плечи и целовать шею.

В ту ночь мы занимались любовью с таким жаром, что я забыл о царившей в комнате прохладе. Я изо всех сил старался не думать о Клодии – и даже преуспел в бы этом, если бы не аромат её духов. Он впитался в мою одежду, в саму кожу, с серебряных монет он перешёл на мои руки – и на кожу Бетесды. Запах был неуловим, но неотступен. Стоило мне на мгновение забыть о Клодии, как аромат снова напоминал о ней. Порой мне удавалось забыться, погрузившись лицом в густые волосы Бетесды – но тут же аромат вновь дразнил меня и будил в моём уме такие образы, которые были неподвластны моей воле.

Наутро пришёл Экон – и принёс новости о Зотике. Накануне, пока я катался в носилках Клодии, он отправился на улицу Серповщиков и разыскал работорговца.

– Зотики уже нет в Риме, - рассказывал мой сын. – Работорговец говорил мне, что пытался пристроить её в дом какого-нибудь богача, надеясь выручить за неё высокую цену. Но, вероятно, отметки на нё теле были заметнее, чем можно заключить из слов Копония. В качестве домашней прислуги она никого не интересовала. Кончилось тем, что она досталась другому работорговцу,

который специализируется на рабах для удовольствий.

– Значит, Зотика попала в лупанарий?

– Если и да, то не в римский. Тот, второй работорговец, долго мялся и прозрачно намекал на вознаграждение за свою откровенность. Наконец он вспомнил, что отправил её с партией рабов в Путеолы.

– Я возмещу твои расходы, Экон. Как ты думаешь, во что могла бы обойтись покупка такой рабыни? – я развязал небольшой кошель серебра, полученный от Клодии.

– В гораздо меньшую сумму, чем я вижу, - отозвался он. – А откуда это?

Я объяснил.

– Клодия – умная женщина, - заметил Экон. – Мне всё больше хочется познакомиться с ней. Я бы и познакомился, если бы не мой отец.

– Клодия при желании съест нас обоих на завтрак, высосет мозг из костей, а сами кости превратит в игральные.

– Это было бы любопытно.

– Я тебе настоятельно советую держаться Менении – и, кстати, держаться темы разговора.

– Тогда я повторю то, что уже сказал: Клодия – женщина очень умная. Здорово придумано: выкупить рабов Лукцея! Конечно, такая попытка может стоит головы…

– Даже и думать об этом не смей.

– Папа, я же пошутил. Конечно, я поеду в Пицен и выясню, можно ли найти этих рабов. А возможно, мне удастся и выяснить, что же такое им известно. И если только вообще возможно доставить их на суд – я это сделаю.

– Нет. Ничего из этого ты не сделаешь.

– Ты что же, папа, даже и не думаешь выполнять это поручение?

– Нет.

– Тогда я сам всем займусь. Конечно, седло здорово трёт – но у Менении есть средство от таких ран.

– Нет, Экон. В Пицене тебе делать нечего. Но если твоя жена умеет лечить потёртости, то ты вполне можешь их заработать в поездке в Путеолы и обратно.

– Путеолы? Папа, неужели ты хочешь, чтобы я потратил время на розыски Зотики? А в Пицене – двое кухонных рабов, которым, возможно, известно всё. Пицен – на севере, Путеолы – на юге, а до начала суда осталось три дня. Я могу съездить только в одно из этих мест и вернуться. Туда и сюда мне никак не поспеть.

– Я знаю. Поэтому сосредоточься на Зотике.

– Папа!

– Экон, ты должен сделать всё так, как я прошу.

– Похоже, папа, ты позволяешь чувствам руководить тобой.

– Чувства не имеют к этому никакого отношения.

Экон покачал головой.

– Папа, я представляю, как работает твой ум. Ты считаешь себя обязанным выкупить эту девушку. Хорошо, но ведь для этого у тебя будет уйма времени после того, как суд закончится. А что нам необходимо прямо сейчас, так это двое рабов из Пицена. Конечно, перспективы и здесь довольно туманные, с учётом всех возможных сложностей, но у нас есть хоть какой-то шанс. Так я потрачу время не впустую.

– Но ты думаешь, что потратишь его впустую, если поедешь в Путеолы, найдёшь Зотику и выяснишь, что ей известно.