Брусничное солнце
Шрифт:
Он сильнее, быстрее, проворнее. Годы служения в армии позволяли бежать размеренно, Варвара же неслась рывками — то вырываясь вперед, то спотыкаясь и замедляясь. Расстояние между ними неумолимо быстро сокращалось.
И она это почуяла. Измазанная в сене и навозе, на мгновение бегущая Глинка повернула голову, чтобы увидеть своего преследователя, а затем упорно ускориться. Злость доходила до краев, искала выхода. Их разделяло не больше тридцати шагов.
Не успеет скрыться, он зацепится взглядом за ее силуэт даже в густой чаще. Уже не выпустит.
За
И когда он понял в чем дело, сердце трусливо ударилось о желудок, перед глазами пелена стала темно-рубиновой.
— Глинка, стой! Медведь, Варвара!
Зверь выходил из леса немногим левее их. Шатающийся, с заляпанной кровью мордой, он то и дело запинался, тряс мохнатой тяжелой головой и раздирал раскуроченное ухо и оцарапанный пулей череп лапой, толстый кусок шкуры болтался гниющим лоскутом под нижней челюстью. Подранок.
Услышав людей, он поднялся на задние лапы и заревел. Громко, завибрировал воздух, слетела с ветвей испуганная суетливая стайка трясогузок. А затем зверь понесся Глинке наперерез.
Впервые за жизнь Брусилов испугался. Испугался по-настоящему, до трясущихся поджилок и сжатого желудка, готового исторгнуть из себя содержимое. Полоумная, безумная девка коротко вильнула, услышав его рев и… понеслась дальше, побежала прямиком в опасный лес.
Не к спасительным людям, не к нему, готовому простить и взять под свою защиту. Она бежала от него, стремясь опередить несущегося наперерез зверя.
Господи, безумная, она просто безумная.
Тело работало быстрее разума, Брусилов остановился, сбивая дыхание, хватая воздух открытым ртом. Дернул на себя револьвер из кобуры, прицеливаясь. Перед глазами плясали мушки, не хватало кислорода. Плавный спуск курка, звук выстрела бьет по слуху, Варвара даже не оглядывается. У самых ее ног падает грузная тяжелая туша, задевает лодыжку когтистой лапой, и барыня катится в разросшуюся у границы леса крапиву, перемешанную с репейником.
А Самуил еще несколько долгих минут стоит оглушенный. Ее едва не разодрал дикий зверь, он почти потерял ее.
Выплеск адреналина пустил дрожь по телу, только сейчас он заметил, что задержал дыхание. Воздух с хриплым свистом ворвался в легкие, Самуил заставил сделать себя один шаг, за ним следующий, а затем вновь перешел на бег.
Должно быть Варя осталась у туши, свернулась в зарослях, застыла от ужаса. Она должна быть там, после подобного любая лишилась бы сил.
Не любая. Среди смятой травы рубиновыми бусинами блестели капли крови, ее следы вели вглубь леса, а затем терялись на протоптанной крестьянами тропинке, исчезали.
Он закричал. Зло, срывая глотку, позволяя выплеснуться всему напряжению, сводящему в узел внутренности.
И этот крик подогнал Варвару, бредущую к болотам.
[1] Неалкогольный напиток крестьян — смесь воды и меда.
Глава 11
Короткий
Она не сразу поняла, что разрывающий слух громкий звук был не хрустом собственных костей под мощной медвежьей челюстью — то был выстрел. Неуверенно приоткрыла глаза, убрала от лица дрожащие пальцы, приподнимаясь на локтях с наполненным болью стоном. Подранок остался лежать у первых деревьев, ее же пронесло еще несколько шагов, свалило в бурьян. Поднимется ли?
Во время прыжка с сенника Варя повредила бок — пугающе крупная щепа торчала под ребрами, проступала широким краем под кожей, разукрашивая рубаху алым. Липко, горячо.
Падая, она пробороздила изрядный кусок бурьяна — поломанные стебли крапивы, лишенные листьев, уныло склонились к земле. Где-то растения выдрались из земли с корнем, легли почти ровной дорожкой. И через это пустое пространство хорошо виднелся Самуил. Сосредоточенно-хмурое лицо, вздувшиеся вены на лбу и пистолет в вытянутой руке. Варвару обдало кипятком. Разум вернулся в тот день, когда он так же выжидающе замирал в тридцати шагах, пока ее сердце заливалось кровью у раскидистого дерева. Убийца. Ее собственное проклятие. Разве не полагалось ему лежать бездвижным до последней догоревшей свечи? Как так быстро прознал, в какой стороне следует искать?
Второй стон куда тише прежнего, барыня упрямо сжала губы, цепляясь бледными пальцами за гладкий ствол березы, потащила себя вверх, пытаясь выровнять дыхание. А воздух никак не шел в легкие, перед глазами плясали мушки. Все вокруг было красное.
Разве есть что сложного в обычном шаге? Просто двигаться вперед, заставить ноги переставляться. Это годовалый ребенок осилит, неужто у нее не получится? Тяжело. Расхаживаясь, пошатываясь, словно чумной обессиливший зверь. Цепляясь за подворачивающиеся под руку ветки низких елей. Но стоило услышать шумный топот за спиной — она отчаянно сорвалась на бег. Соскочила с людской тропы в пышные непролазные заросли папоротника, нырнула за толстый ствол замшелого великана-дуба.
Лес стал ее молчаливым соучастником. И без того хмурое небо заволокло черными грозовыми тучами, пышные кроны больше не пропускали жалкие крохи света, вместе с холодом дошел и туман. Он касался разгоряченной кожи, мочил мелкой моросью края юбки, заволакивал взор. Варвара спотыкалась. Цеплялась за вековые суровые сосны, царапала кожу о размашистые еловые ветки и сухую кору редких осин. Рядом, всего в десяти шагах от нее, брела любопытная косуля. Влажные карие глаза следили за каждым движением барыни, иногда животное замирало, напряженно двигало ушами, готовое сорваться в бегство, но затем успокаивалось. И снова шло следом.