Будешь моей
Шрифт:
Мебель добротная, нельзя сказать, что согласно последним тенденциям, такая… вне времени, которая не надоест и через год, и через десять. Функционально, прочно, надёжно, как сам хозяин дома.
Просторная кухня с гарнитуром, бытовой техникой, высоким, двухкамерным холодильником. Вдоль одной из стен три морозильных ларя, у отца такие же стояли. Запасы рыбы, мяса, грибов и ягод не переводились, непременно пополнялись от сезона к сезону.
Символически отделено расстояние от устья русской печи до окна у противоположной стены, там стол на толстых ножках. В углу доска для раскатки теста, открытые полки с посудой, формами для выпечки, набор
Царство покойной жены…
Митрофан глухо кашлянул, обращая на себя внимание, я мгновенно оторвалась от разглядывания.
– Пойдём дальше, – предложил он, и я двинулась за хозяином дома.
– Котельная, – показал небольшое помещение с узким окном сверху. – Здесь сантехническая разводка, включаются тёплые полы. Ванная, – открыл следующую дверь
Довольно просторная комната. В глаза бросалась не керамическая плитка на стенах и полу, комод внизу раковины или белоснежная ванна, а полка с детскими игрушками для купания.
До этого момента заметных следов пребывания детей в доме я встречала. Кое-где вещички, сложенная коляска во дворе, яркая пластиковая лопатка, на кухонном столе рядок детских бутылочек и кружка-непроливайка, укрытые белой салфеткой с ручной вышивкой – вот и всё, пожалуй.
– Здесь хозяйственная комната, – открыл он дверь в помещение с большим окном.
Закрытые шкафы, стеллажи с мелочёвкой, нужной в хозяйстве, гладильная доска, утюг, парогенератор, стиральная машина, небольшая раковина рядом.
– Сушилка, – усмехнулся Митрофан, показывая на вторую «стиральную машину». – Зачем купил… – проглотил звук «и», опомнившись, – ни разу не пользовался.
Сделала вид, что не заметила, с ужасом представив, как войду в этот дом, где буквально всё, каждая мелочь, напоминает об умершей хозяйке…
Сложно, сложнее, чем я представляла.
Но я обязательно смогу. Справлюсь ради Гели.
Поднялись на второй этаж. С одной стороны четыре двери, с другой – залитый светом из окон холл. Журнальный столик со стопками детских книг, которые явно не лежали без дела, большой клик-кляк диван, телевизор на стене. Выходит, не врали люди, разрешает Митрофан детям смотреть телевизор. В торце, между окон, одностворчатый шкаф, рядом ухоженный фикус в высоком горшке.
– Детская, – показал одну из комнат Митрофан.
Две небольшие кровати, по струнке заправленные, вдоль противоположных стен. Шкафы, стеллажи с аккуратно расставленными игрушками, книгами, в одном из углов рядком стоящие машинки, два письменных стола.
– Отселять Василису пора, – повёл плечом хозяин дома. – Вовчик подрастёт, сюда переведу, будет с Ромой. А может, переедем всем гуртом, – с улыбкой продолжил он.
В другие комнаты меня не пригласили, скорей всего они пустовали, кроме одной – спальни, но видеть я её не хотела, это ещё хуже, чем вышитые прихватки на кухне. Интимнее, болезненнее.
Прошла по холлу, выглянула в окно, обернулась на Митрофана, оглядела его с ног до головы.
Совершенно мирской, в однотонной футболке и тёмных джинсах, только короткая борода выбивалась из образа, хотя сейчас этим аксессуаром никого не удивишь. Каждый второй постоянный посетитель барбершопов, потребитель геля для бороды.
Дверь дальней комнаты открылась сама собой, заставляя вздрогнуть всем телом.
В оцепенении я наблюдала, как отходящее белое полотно постепенно открывало вид на двуспальную кровать, укрытую покрывалом, с высоким изголовьем, две тумбочки по бокам, передвижной
И, естественно, образа в правом углу.
Не знаю почему, я не могла оторвать взгляда от открывшейся картины, что манила к себе и отталкивала одновременно.
– Она не здесь умерла, – ровным голосом сказал Митрофан. – В онкологическом центре. Осуждаешь меня?
– За что? – посмотрела я на говорящего.
– Люди говорят, я жену убил, лечиться надо было, а не рожать. Ещё говорят, если бы не забеременела – не заболела.
– Беременность не провоцирует появление рака и не ускоряет рост опухоли, если это не меланома. Нам в колледже рассказывали. Раньше, действительно, считалось, что аборт – единственный выход. Современные исследования иначе смотря на этот вопрос. Онкологи совместно с акушерами могут подобрать эффективное лечение для будущей матери, не навредив плоду…
– Где они, те исследования, а где мы, – горько проговорил Митрофан. – Нам прямо сказали: или аборт, или смерть.
– Вы выбрали смерть?
Не удивительно. Аборт – грех великий, не искупаемый. Убийство. Такое никакими молитвами не замолишь, не спасёшься.
– Рак при постановке на учёт по беременности нашли. Она выбрала смерть, я – аборт, – отрезал Митрофан. – До сих пор со мной родня жены не здоровается, на другую сторону улицы переходят при встрече. Вслед плюют за то, что ходил к ним, просил уговорить на аборт. Зачем мне ребёнок такой ценой? Оказалось, я больше вечной жизни жену любил, не знал, пока не заболела. Нас познакомили молодыми совсем, как Сашу вашу с Егором. Поженились, прижились как-то, пообтесались, полюбили. И вот… – развёл он руками. – Ушла, я остался с тремя ребятишками и роднёй, плюющей вслед, за то, что спасти хотел. Чтобы жила, детей своих сама растила, хотел.
– Это её выбор, – промямлила я дежурную фразу, внутри соглашаясь с доводами Митрофана.
Мой отец бы не понял, у тёти Тони сомнений бы не возникло в подобной ситуации, я же думала иначе.
– Я думал – это из-за веры, уйти хотел из общины, отвернуться от церкви, её уговаривал, – тяжело выдохнул он. – В онкологии, когда лежали, в последние дни уже, две такие же пациентки были. Обе неверующие. Одна почти сразу ушла, тихо, ребёнок остался с родителями, поднимут или нет неизвестно – старые уже. Вторая следом за… – имя жены он не назвал, хоть я и знала его – Мария. – Недавно узнал, что родители покойной от младенца отказались, муж после смерти жены не выдержал, сдал в детский дом. Хотел было забрать мальчонку, не сиротой же расти, если родня сволочи, а мать не думала, что творит. В опеке ответили, не дадут одинокому мужчине. Женщине бы может дали, мужику – нет. Говорят, мальчик здоровый, быстро опекунов найдут, но не нашли, глядел в базе.
– Обязательно найдут, – приободрила я. – Или мы возьмём…
До сего момента я не собиралась никого усыновлять, но ведь в этом мае я замуж за старообрядца, вдовца, отца троих детей не собиралась.
Через несколько минут я намывала стол на улице, под навесом. Планировалось расположиться там, не в доме. Не удивительно, Митрофан сказал, что помимо друзей нашего согласия, придёт его заказчик, Лёша Калугин с невестой.
Мы учились в одной школе, он на три года старше. Всегда молчаливый, нелюдимый, я точно такая же, не до дружбы нам было. И какой-то его родственник.