Будни банкира
Шрифт:
– Вот те на, - неподдельно расстроился я, - отлично начинается карьера. Ищи теперь ветра в поле...
В наступившей тиши - в гробовой тишине, нарушаемой лишь редкими всхлипами и икотой впечатлительных стенографисток, - я внезапно услышал оглушительный грохот, это рушилась моя будущность.
И вдруг...
– Кхе-кхе, - неожиданно подал голос управляющий.
– Я вижу вы серьёзный молодой человек с полномочиями...
Он указал взглядом на маузер.
– Поэтому намекну: не в поле следует искать ветра, а в штабе третьей советской армии.
"Ага, вот значит, как... Блюмкин..." - я отправился в штаб.
* * * * * * * * *
Командующий третьей советской армии Пётр Лазарев грыз чёрный ржаной сухарь, запивая его пустым кипятком из солдатской алюминиевой кружки.
– Садись, товарищ, - сказал он, ознакомившись с моим мандатом.
– Есть будешь?
– Я по делу.
– Какому?
– Реквизиции в Государственном банке.
– А-а-а, - протянул понимающе Лазарев.
– Ну, конечно... Однако неплохо у вас в наркомате служба поставлена: и полдня не прошло, как кассу изъяли, а ты уже вон, из самого Харькова примчался.
– Работаем, - согласился я.
– Так что начёт реквизиции?
– Да это Яшка - подлец, его инициатива, - Петя отставил кружку и стал рассказывать, мимикой и жестами помогая повествованию:
"Приходит ко мне часа три тому мой заместитель Блюмкин. Вот, говорит, конфисковал на дело революции активы местного банка. На тебе, командир, десять тысяч, десять тысяч я возьму себе, а остальное передам Центральному Комитету партии.
Не всё я понял в Яшиной речи.
Какому, интересуюсь, это ты ЦК передашь, если товарищи в Москве молодую республику строят, а ты здесь, на Донбассе, за тысячи километров?
Объясняет мне Блюмкин: я же не буквально сию минуту имею в виду, я имею в виду когда-нибудь, при оказии...
Тут осерчал я малость. Прямо скажем, чуть не пристрелил соратника под воздействием минутной эмоции. Выхватил револьвер, в глазах пелена... И вдруг мысль невесть откуда: негоже социалисту-революционеру терять самообладание.
Скрипнул я зубами и усилием воли превозмог горячность натуры.
Дуй, говорю, Яша, обратно в банк и возвращай государству его собственность".
Петя закончил рассказ и, пошарив в карманах галифе, извлёк германский с серебрением портсигар.
– Будешь?
Я отрицательно помотал головой.
Командующий третьей советской армии достал папиросу и с видимым удовольствием закурил:
– Так что зря ты, товарищ, в такую даль ехал. Все необходимые меры уже приняты, вот расписка из банка.
Он продемонстрировал мне бумагу, точную копию акта из папки с тесёмочками.
– Это всё понятно. А где пятьсот тысяч?
– Какие пятьсот тысяч?
* * * * * * * * *
–
– честные глаза Якова Блюмкина глядели на меня изумлённо, более честных глаз мне видеть не доводилось.
Табачный дым плавал клубами под потолком, певичка на сцене, кутаясь в шаль, страстным контральто мяукала романс неизвестного мне сочинителя, официанты вились вьюнами вокруг уставленного яствами столика, за столиком провинциальные дамы в платьях с оголёнными спинами изображали покладистость и доступность, похохатывая, строя глазки, - славно гуляла компания в лучшем ресторане славного города Славянск... и вдруг нате вам, какой-то чёрт в кожанке... комиссар.
Трое мужчин безоговорочно бандитской наружности зыркали на меня неодобрительно: дескать, чего припёрся?
И Яша, Яша Блюмкин, заместитель командующего третьей советской армии, весьма упитанный юноша с розовыми щеками и ангельской синью глаз, вперил в меня недоумевающий взор:
– Это явно какое-то недоразумение.
– Ну как же? Смотрите, - я выложил на стол бумаги из заветной папки с тесёмками, - вот страница из кассовой книги, вот акт Государственного банка, перечитано и пересчитано не единожды: не хватает пятьсот тысяч.
Метаморфоза произошла с Яшей.
Только что он был обаятельный молодой человек, и вдруг стал жабой.
Синь небес во взгляде погасла, глаза его сделались холодными, мёртвыми, рыбьими.
– Ты на наши тыщи ротик не разевай, - с угрозой в голосе посоветовал Блюмкин.
И напарники его с кривыми ухмылками потянулись к револьверам.
Что ж, возможно, когда-нибудь в будущем я научусь подбирать более убедительные аргументы в словесных баталиях, - когда-нибудь, не сейчас.
Без дальнейших дискуссий я засветил промеж глаз ближнему ко мне бандюку и тут же отработал двоечку по подбородку его товарища,
– оба рухнули, как подкошенные, опрокидываясь навзничь вместе со стульями, -
Но третий... третий оказался шустрым малым, он успел выхватить револьвер...
– всё, что успел, -
Хрусть! хрустнули пальцы, сжимающие рукоятку.
Чвак! чавкнула переносица.
Удар локтем в солнечное сплетение и шустрый малый валится на пол, словно мешок с картошкой.
Будто пароходный гудок в предрассветном тумане, будто сирены при налёте вражеской авиации, на полную громкость включились провинциальные дивы, пытаясь поведать миру об ужасе пережитого.
– Тише, дамы!
– я попытался успокоить несчастных.
– Совершенно не слышно, что сообщает нам Яков Георгиевич.
Дамы притихли.
– Что ж, - сообщал Яша.
– Вы меня убедили.
Он достал из-под стола саквояж.
– Я думал это моё. Теперь понимаю, что это ваше.
– Это тысячи принадлежат государству, - воскликнул я с пафосом.
– Я передам их в соответствующее учреждение.
– А ну да, ну да...
– с ухмылкой произнёс Яша.
Откуда столько скепсиса и неверия в этом совсем ещё молодом человеке?