Будни банкира
Шрифт:
– Слышь, Билли, как называется эта посудина?
– "Ла Фудр", что означает "молния".
Молния меня не впечатлила.
– Теперь её имя: "Ла Худра". Что означает "Валерия Алексеевна".
– Как скажете, сэр, - ни единый мускул не дрогнул на лице истинного британца.
– Пойду, поищу малярную кисть и ведёрко с краской.
– Заодно найди переводчика. На всех языках мира он должен знать слово "Пиастры".
Через мгновение - плюс-минус пару часов - вольные ветры наполнили паруса
– на моём плече -
сидел попугай роскошной пёстрой расцветки.
Никогда не кричал мой Арчи без дела.
Он кричал, не умолкая:
– Пиастры! Пиастры!
– Пиастры!
Глава десятая
Морган, Дрейк, Л'Оллоне - громко гремела слава пиратских вождей, не было на Карибах портового кабачка, борделя или кают-компании, где бы не произносили эти имена с восхищением и восторгом.
Имя Юры Хвалько вслух не поминали... боялись.
Иногда им пугали капризничающих младенцев, и седели младенцы, росли молчунам с трясущимися головами, многие заикались.
Удивительно... я не поджаривал пленных на вертелах из сырых жердей, не скармливал их акулам. Не рубил десятками головы и не резал людей живьём, медленно, кусок за кусочком...
Должно быть, просто иным слишком мучительно расставаться с богатством, - отсюда и репутация: без устали обчищали мы трюмы, караванами приводили в гавани захваченные суда, чтобы сбагрить трофей по дешёвке, и снова в море,
– туда, где всякий вымпел добыча хищнику, -
И бледнели, завидев нас, отчаянные мореходы.
Ужас охватывал их бестрепетные сердца, губы шептали:
– Юрик! Юрик!
Знали отчаянные мореходы: не будет спасения.
Будто голодный волк, будет преследовать капер, - не успокоится, не отстанет, пока не перекочует из рук в руки груз необработанных кож или пеньки... да, давно миновали времена, когда армадами шли в Европу испанские галеоны, набитые под завязку драгоценным металлом, когда даже на палубах, словно поленья дров, лежали слитки золота и серебра...
Теперь не чаще одного раза в год появляется в море столь ценный приз, да и тот под охраной целого флота.
Вот и приходится рыскать по бескрайним просторам каперу в поисках чего бы покушать, клацать зубами от голода, слишком много расплодилось лихих людей, конкуренция.
... неустанно летала наша "Лахудра", как чаечка; гонялась за каждой мелочью; палила из пушек по воробьям, - за одиннадцать месяцев усердных трудов нам удалось сколотить кое-какой капиталец.
Челнок, который я использовал в качестве сундучка, уже наполовину наполнился звонкой монетой, и стали посещать меня мысли.
Не
Заскочить в отдел, отчитаться о командировке... а там, глядишь, и на малую родину удастся вырваться.
Обнять папу и маму, прогуляться пыльными улочками маленького шахтёрского городка, с аппетитом отведать вареников с вишнями.
Будто воочию я видел миску, наполненную с горой, жарко дышала эта гора паром, искристые сахарные крупинки щедро осыпали её бока и вершину.
Рядом сметана в глубоком блюдечке, густая, домашняя, - м-м-м...
Вот я выбираю самый большой - здоровенный!
– вареник, неспешно и обстоятельно макаю его в янтарно-жёлтую лужицу растопленного масла, вот подношу ко рту...
В миг, когда сжал я челюсти и пахучий сок брызнул во все стороны, на капитанский мостик поднялся Морис.
– Хорошая погода, сэр, - сказал он.
Вареник, к несчастию моему, тотчас исчез, взамен явилось безбрежие.
На небе ни зги, ни облачка. Властвовал штиль. Солнце пекло нещадно. Билл Кардиган с неусыпным вниманием оглядывал в подзорную трубу горизонты, горизонты были чисты, сверкал перламутрами океан...
– Да, - отметил я бесспорную наблюдательность Мориса.
– На шторм не похоже.
Однако, с чего бы это мой большой друг заделался вдруг синоптиком?
– Давай без предисловий, Морис. Зачем пришёл?
Гигант помялся и брякнул:
– Команда ропщет, сэр.
– Во как?
– изобразил я удивление.
– И что хотят?
– Женщин.
Его ответ не застал меня врасплох.
Прямо скажем, я предполагал возникновение подобного разговора.
И дело не в инстинкте самца, не в здоровой потребности организма... было одно обстоятельство...
Давненько уже старушка Европа узрела в наших краях свалку для преступного мусора.
Всякий, не сумевший доказать свою благонадёжность, - то есть половина населения континента - имел все шансы отправиться за океан.
Англия, Франция, Голландия тысячами, десятками тысяч заковывали в кандалы беспутных своих сыновей, будто негодный мотлох, грузили отребье в тесные душные трюмы и отправляли сюда, на край света,
Чтобы здесь эта шваль стала на путь праведный,
– ковыряя кирками скальный грунт в каменоломнях, на плантациях под палящим безжалостно солнцем, собирая хлопчатник, -
за миску похлёбки, за маисовую лепёшку, в трудах обретёшь ты своё Спасение...
А когда срок кабалы истекал, сбивались в стаи бывшие каторжане, добывали мушкеты, добывали пушки и начинали воевать с Испанией.
А что? Не домой же возвращаться?
– там нищета, там голод.
Там дотла выжженная земля, испепелённая бесконечными войнами лютеран и католиков.
То ли дело Карибы... армадами снуют туда-сюда галеоны, с брюхом, раздувшимся от несметных сокровищ, как поленья, на палубах лежат золотые слитки: Испания - богатейшая страна, от неё не убудет,