Будни феодала
Шрифт:
Ну и… с вами. Кто у нас в отряде знатного рода? Правильно — Цепеш и де ла Буссенор. Валашский принц далече, стало быть — топайте, господа, к испанцу. Я указал гусарам парочку воркующую у шатра мурзы.
— Это Виктор де ла Буссенор. Дворянин столь древнего рода, что его предки носили шпаги, когда не только Варшавы, но и Кракова еще не было. Как уложит идальго отдыхать измотанную капризами судьбы панночку, так вами и займется. А вы, великие воины… прежде чем решение принять, поглядите ей в глаза и скажите, что нет вашей вины в том, что татары насилуют и гонят в рабство вот таких юных дев. Да не по одной… Тысячами!
От таких слов гусары
С казаками проще. Всю казаков к Мамаю. Он лучше меня знает, что и кому сказать. Ну и по прежней схеме: конницу в отряд принимаем, а пеших — подряжаем сопровождать обоз с переселенцами, с видом на ПМЖ в Замошье.
С селянками проблем не было. В основном, молодые девки готовы были ноги освободителям целовать и идти на край света, лишь бы подальше от Крыма. А вот крестьяне не все изъявили желание поселиться в Замошье. Которые потеряли родных или наоборот — кому «посчастливилось» оказаться в плену всей семьей, даже не обсуждали иного варианта. Зато те, чьи родные в Крым ушли с другими обозами, хотели осесть поближе к Перекопу. В надежде, что со временем удастся что-то разузнать о их судьбе, а может, даже выкупить.
Отделилась Ровно дюжина. В их числе три селянки. Молодицы в возрасте, даже непонятно зачем захваченные людоловами.
Я не возражал. Более того, тем кто шел в Пороги, разрешил отобрать из обоза самое ценное. Для обмена… Сами то они пока еще добро наживут. А в сопровождение им выделил ополченцев. Разрешив тем, если захотят, после меня не искать, а поступать согласно собственной воли.
Оставался еще один пленник, которого мой «секретарь» выделил из общего числа. Кирилл…
Высокий, худощавый мужчина среднего возраста. Пышные темно-русые усы подстрижены на европейский манер. Подбородок зарос легкой недельной щетиной. Одет как горожанин. Небогато, но и не в рванину. Держится вполне уверенно.
— День добрый, сударь… — поздоровался первым, признавая во мне старшего. Но тут же прибавил: — Мне не очень нравится цвет твоего лица. Не желаешь поставить дюжину пиявок?
Понятно. Ты бы еще за запястье меня взял и пульс измерил.
— Лекарь, что ли?
— А как ты догадался?
Нет, не шутит.
— Сорока на хвосте принесла, что в полон к татарам искусный лекарь попал, вот я и решил отбить тебя у басурман.
Теперь Кирилл поглядел на меня с недоверием. Но я в такие гляделки играть умею. Фиг что поймешь, без детектора.
— Не расскажешь о себе? А то мало ли. Вдруг, ошибся и не того освободил.
— О том не ведаю… — развел руками Кирилл. — Может, и ошибся. Родом я из Киева. Учился в Киево-Братской коллегии. Освоил грамоту и пошел в лекари. До недавних пор пользовал казаков из Куреневского предместья. Лечил в основном от похмелья да раны перевязывал. И жил бы себе припеваючи, не случись досадный случай. Проездом из Кодака в Краков, остановился в городе француз один, инженер… Боплан, кажется… И заболел. Ясное дело, позвали меня его подлечить. Француз тот весьма разговорчив оказался. Пока я пиявки ставил, он чего только не рассказывал. И вишни на юг от Переяслава растут не выше чем по пояс, да так густо, что не протиснуться; и раки в Ингульце величиной с кошку; и дети у татар, как щенки, слепые родятся, а глаза только на вторую неделю открывают… А еще поведал мне сей Боплан, что запорожцы на Сечи лечат лихорадку смесью горилки и пороха!
Кирилл перевел дыхание и продолжил.
—
М-да, судьба если уж веселиться, то все вокруг хохочут… до слез.
— Сделал?
— А куда денешься? — развел руками тот. — Или снадобье, или на кол. Сделал… Ну и, судя по тому, что жив до сих пор — мурза остался доволен.
— Мурза… да. Но, кое-кто другой — не слишком. Поэтому, послушай моего совета, если не хочешь умереть страшной и мучительной смертью: о том, что мне рассказал, забудь. Навсегда. Никакого снадобья ты не делал. Если только от поноса.
— Гм… Откровенно говоря, не понимаю, почему я должен стыдится хорошей работы? Но, последую твоему совету. Хотя, жаль, конечно. Видишь ли, я испробовал совершенно новый рецепт. Надо всего лишь взять две дюжины улиток, растворить их в уксусе…
— Нет, лекарь, похоже, ты все-таки, не совсем меня понял. Взгляни туда… — я указал Кириллу на испанца бережно несущего куда-то панночку Агнешку. — Этот доблестный рыцарь две недели тому потерял свою возлюбленную. И только что нашел...
— Какое счастье! — искренне всплеснул ладонями лекарь.
— … в шатре Сабудай-мурзы, — продолжил я, не меня тона. — Сам догадаешься, что этот хряк делал с бедняжкой все это время, благодаря твоему снадобью?
А когда Кирилл осознал и побледнел, продолжил:
— Вот… Знаешь, что будет, если идальго узнает в чем секрет неутомимости мурзы?
— Не губи! — бухнулся Кирилл мне в ноги. — Верой и правдой отслужу. А панночке дам зелье, после которого она забудет обо всем, что пережила. И рыцарю ее тоже…
— Отслужишь? Гм… Ну ладно. Лекарь лишним никогда не будет. А снадобья теперь будешь варить только испросив моего разрешения и объяснив какое воздействие ожидаешь. Понятно?
— Благодарю, господин… Век твоей милости не забуду… — Кирилл поднялся и отряхнул колени. Потом оглянулся и тихонько прибавил. — Это… Если понадобиться, вдруг… то у меня еще осталось примерно полторы доли* (*старинная русская мера, около 44 мл).
М-да, говори с горой, а гора горой… Горбатого и могила не исправит. Ученые, раскудрить их через коромысло, экспериментаторы, мля…
* * *
В целом, все сложилось. Осталось только, прежде чем отправлять обозы в Пороги и Замошье, узнать: с которым из них поедет Агнешка. Но тут я решил не вмешиваться. Дать Виктору самому принять решение. Так что присел у костра и, под разнообразные истории лекаря, оказавшегося вполне занятным собеседником, неторопливо обедал. Поговорить Кирилл умел и любил, так что время текло быстро. И хоть торопиться нам было особо некуда, все же начал подумывать, а не пора ли поторопить испанца. Но, тут и он подошел. Вместе с панночкой.