Будни феодала
Шрифт:
— Помилуй Бог, ваша милость! — вскричал старик. — Это как же?!
— Так, чтоб и сомнения ни у кого не зародилось. Не обязательно все избы, но ту — где беглецы прятались — до основания. Уверен, лазутчики ляхов точно знают, где их поселили и… может быть, даже сейчас за деревней следят.
Староста беспокойно заерзал, явно борясь с желанием оглядеться.
— И если я уйду, ничего не сделав, — седмицы не пройдет, как Обухович о том узнает. Это, если у них почтовых голубей нет. И что сделает воевода? Правильно, пошлет других наемников. А те уже предупреждать вас вряд ли станут. Смекаешь?
Старик удрученно
— Не надо жечь! Я гонца к гетману отправлю, он охрану пришлет. Вот ляхи и не сунутся больше.
— Считаешь Хмельницкого глупее себя? — вздел брови. — Что ж он до сих пор этого не сделал? Объясняю… Во-первых, — скольких охранников будет достаточно? Полсотни? Сотня? Полк? Где их расселить, чем кормить? Во-вторых, — враг всегда сможет прислать воинов больше. Нападут ночью. Защищать деревню, вокруг которой даже частокола нет — все равно, что в засаду угодить. Все полягут. А в-третьих, — война близко, и нет у гетмана лишнего отряда казаков. Особенно таких, которым как себе верить можно. Десяток-два, может, и собрал бы из ветеранов и долечивающихся, но это ничего не изменит. Нет надежнее способа уберечь что-то ценное, как спрятать понадежнее.
— Верно… — согласился с моими доводами староста. — Но, об этом, ваша милость, ты пока ни слова не сказал.
— Говорю. У вас будет целый день, чтобы подготовиться к отъезду. Никого не удивит, что я на деревню ночью нападу. Которые избы жечь — сами укажете. Но, не меньше пяти… И кузницу… тоже было бы неплохо. Любой налетчик с нее и начал бы. Мужики ничего и не заподозрили б — обычное дело, кузница полыхнула. Небось, не реже чем раз в год горит, верно?
Степан кивнул.
— Вот… Бросились бы огонь тушить. Тут их и повязали бы всех. А после по хатам прошлись, домочадцев да добро собирая.
— Так явственно рассказываешь, ваша милость, что сразу видно — большую сноровку в этом деле имеешь… — с чего-то решил подколоть меня староста.
— Угадал, старик. Ратное дело от разбойничьего только в том отлично, что ратники чужих бьют, а разбойники всяких, — спокойно ответил я. — Слушай дальше… Как хаты запылают, составим обоз, как бы из пленных, скота, телеги вашим скарбом нагрузим, и уйдем. В любую сторону, куда укажешь. Можем вас хоть в Чигирин сопроводить. Или в Полтаву… Сами выбирайте, где осесть хотите и можете. А вот с этим — уже гонца к гетману высылай не мешкая. Чем быстрее пришлет вам на новое место охрану, тем быстрее я в Смоленск вернусь и сообщу, что задание выполнен. А стало быть — больше семью Хмельницкого искать не станут.
Староста снова почесал затылок, неуверенно на меня поглядывая.
— Будем дальше лясы точить или делом займемся? День-то уж за полдень перевалил.
— Прости, ваша милость, но больно складно все получается. Если правду сказываешь — честь тебе и хвала. А если нет? Это что ж получится? Мужики сами свое добро на телеги уложат, повяжут друг дружку и вместе с домочадцами отдадутся в твои руки… Хочешь — милуй, хочешь — в неволю гони. Не гневайся, но страшно мне такое решение принять. Ведь, если ошибусь — навек проклят буду.
Гм… Разумно. Этого я не учел. А ведь и в самом деле, развод покруче МММ мог бы получиться.
— Понимаю и не обижаюсь. Более того — вот тебе способ для спокойствия… — я протянул старосте руки. —
* * *
Позади небосклон все еще подсвечивали отблески пожарища, когда впереди показался отряд всадников. Остановил обоз, приказал готовиться к обороне, а сам двинулся навстречу. Когда у тебя на руках куча баб с ребятней, любые переговоры — это дополнительное время на подготовку.
«Сотник Кураш, — сообщил секретарь. — Отряд тридцать сабель»
Вряд ли казаки станут бесчинствовать в своих же землях, но a la guerre comme a la guerre* (*фр., — на войне как на войне), а береженного и Бог бережет.
Увидев мой маневр, сотник тоже дал знак своим остановится и дальше поскакал один.
— Челом, вацьпан! Ты ли будешь атаман Антон?! — прокричал еще издали.
— Поклон и тебе, вацьпан… Я — Антон. А кто спрашивает?
— Чигиринского полка сотник Кураш. Послан к тебе гетманом Хмельницким.
— Что-то быстро… — недоверчиво покрутил я головой. — И дня не прошло, как гонца отправили. Ему бы только до Умани добраться. Да и то…
— Верно говоришь… Да только случилось так, что гетман аккурат из Умани на Сечь отправился. Вот гонца с письмом на полпути и перехватили. Да ты не сомневайся. Я с Хмелем не первый год казакую. Меня и родня его признает, и староста Масловский видел, когда мы их к нему на постой отвозили.
— Это меняет дело, — я подал знак продолжать движение. — Рад знакомству. Повод не самый приятный, но тем не менее.
— Благодарствую, атаман. Взаимно. Вот, прими в знак благодарности от гетмана небольшую награду.
Сотник отвязал от седла весьма увесистый кожаный мешочек.
— Ровно десять тысяч золотом. Гетман и больше отсыпал бы, да аккурат перед этим скарбничий с нашими союзниками расчет произвел… — Кураш нахмурился. — Да, дорого казне союз с Гиреем обходится. Ну да ничего… Расправимся с ляхами — после и с татар спросим. А в добавок гетман велел передать, что вручает тебе чин сотника Войска Запорожского Низового, с правом набирать под свою руку казаков во всех землях Войска. И еще… велено добавить, что если соберешь добрый отряд, да в бою себя покажешь, то и полковничий пернач незадолго в руки возьмешь.
— Спасибо. Передай гетману, что я всей душой с ним, и как только смогу, присоединюсь к его войску. Но, сейчас, должен — как можно скорее в Смоленск ехать. Не будет покоя родным Хмельницкого, покуда ляхи не поверят, что я выполнил поручение. А поверят они только после того, как я за наградой прибуду.
Кураш понимающе кивнул.
— Благослови тебя Бог, Антон. Если позволишь, дам совет. Уже не по поручению, от сердца.
— Буду признателен и охотно ему последую.
— Вижу, отряд у тебя небольшой, но серьезный. Справные хлопцы… Девок только зря за собой таскаете, ну да то не мое дело, в каждом монастыре свой устав… — сотник подергал себя за ус. — Что сказать хочу… Есть способ и денег заработать и отряд набрать быстро. И главное — не наемников или голытьбу какую, а воинов добрых и преданных. Что правдой и верой тебе служить станут.