Буря в Кловерфилде
Шрифт:
В его руках действительно была книга заклинаний, обитая странной небесно-лазурной кожей. Беата опешила.
— Где ты ее взял?
— Мы с Эйне наткнулись на одно странное место: туманное озеро, войдя в которое, мы оказались в каком-то лабиринте, полном ловушек. Большинство мы прошли с легкостью, над несколькими пришлось поломать голову, а штуки три несомненно нас бы убили, не будь мы уже мертвы, — сообщил Гиль. — В конце нас ждала пустая комната и эта книга на подставке. Она явно принадлежала могущественной ведьме, раз та так старательно ее спрятала.
Беата вздрогнула.
— Гиль, будь
— Тогда я свихнусь тут от скуки. Да и жизней у нас больше нет, терять нечего, — возразил Гиль, — зато я принес тебе отличный подарок!
— Эйне, ты можешь его вразумить? — спросила Беата.
— Не могу. Гиль слушается меня, только когда хочет. В это дурацкое озеро он сиганул с разбега, хотя я предлагал держаться от него подальше. А когда он не всплыл, пришлось прыгать за ним, — судя по прохладному тону, это приключение Эйне не понравилось.
— Госпожа, если ты хочешь, чтобы я вел себя осторожнее, поцелуй меня и возьми уже эту книжку, — серьезно попросил Гиль, дергая ушами, — а то я начинаю расстраиваться, что опять тебе не угодил.
Беата глубоко вздохнула.
Будь Гиль жив, она сделала бы это незамедлительно. Но поцелуи с мертвыми — определенно плохая идея. Да и книга заклинаний, спрятанная в загробном мире, наверняка была зачарована и хорошо если не смертельна для всех, кроме хозяйки. Беата коснулась ладонью зеркала, за которым сидел Гиль, устанавливая «мост» между миром живых и мертвых.
— Давай ее сюда.
Книгу Беата взяла не руками, а пролевитировала, положив в сторонке. С ней она разберется позже, обвешавшись защитными амулетами и призвав для поддержки Калунну. Не хватало еще глупо умереть от опасной вещицы и присоединиться к своим мертвым кецалям навсегда.
— Спасибо. Отличный подарок, — поблагодарила она, но на лице Гиля возникла досада.
— Опять не понравилось. Да что ж такое? Или это Гиль перестал тебе нравиться, госпожа?
— Мне не по душе, что ты подвергаешь себя опасности. А Гиль разве может кому-то не нравиться? — усмехнулась Беата, и он заулыбался.
— Может, но такие типы не заслуживают моего внимания. А где мой поцелуй?
Беата поцеловала кончики пальцев и прижала к стеклу. Гиль моментально прижался к ним губами. Мгла зашипела и вздыбила шерсть.
— Успокойся. Это свои, — Беата погладила ее по голове, но черный фамильяр не сводил пристального взгляда с Гиля.
Тот безмятежно пошевелил ушами.
— Моя госпожа, а хочешь, я расскажу, как стал твоим любовником? Ты ведь этого не помнишь?
Беата подавилась.
— Ты хотел сказать «охотником»?
— И охотником тоже. Ты спрашивала, зачем мне змеиная форма. Ответ: чтобы понравиться тебе.
— Ата любила змей?
— Нет. Но я ведь был особенным. Ты разрешала мне греться на своем теле, в змеином облике. Тебя это забавляло. А с послушной змеей можно делать много интересного.
Гиль улыбался, не сводя с нее янтарно-желтых глаз. Беата почувствовала, что у нее кровь приливает к щекам и не только к ним. Стало жарко и фантазия разыгралась по полной.
— А менее пошлые истории у тебя есть? Что там было насчет пророчества, лучшего охотника и драки с мангустом?
— Это одна и та
Ведьм среди кецалей всегда хватало. Каждая ведьма становилась жрицей Калунны и уходила обучаться в человеческие города, оставляя свой лесной, степной или прибрежный клан. Возвращались единицы: самые слабые, глупые или робкие. Либо те, кто хотел получить власть без жесткой конкуренции с тысячами других жриц и довольствовался малым: положением Матери клана, правившей, обычно, вместе с Отцом.
Уна-провидица была не такой. С ранней юности она видела пророческие сны и знала, что ей суждено подняться высоко и жить очень долго, для чего следовало занять свое место среди человеческих ведьм, даже если они будут этим недовольны.
А еще она знала, что шагнуть на высшую ступень власти ей поможет ее сын. Ей было известно о нем все: его будущее имя, внешность, таланты и обличья, нрав и привычки. Гиль еще не родился, но уже существовал в ее голове как амбициозный замысел, который Уна-провидица взялась воплощать в жизнь. Нужно было лишь найти ему хорошего отца и правильно вырастить.
Как поступать правильно, Уна-провидица знала всегда. Она никогда не ошибалась, читая будущее как открытую книгу. Гиль должен был стать лучшим охотником и воином и этим привлечь внимание владычицы Аты, став связующим звеном между ней и Уной. В этом было его предназначение.
Только самому Гилю Уна об этом не сказала, не посчитав необходимым.
Он рос жизнерадостным, любопытным и игривым кецалем. Любил петь и танцевать, учиться новым навыкам и влипать в приключения. Но больше всего на свете Гиль любил драться и одерживать победы на глазах восторженных зрителей. Он никогда не был жестоким, но, как и любой хищник из породы кошачьих, мог заиграться и случайно придушить добычу. Отец учил его самоконтролю и милосердию. Мать — быть лучшим и никогда не проигрывать.
От нее он получил золотые волосы, красивое лицо и изящные уши со светлой шерсткой и темными кисточками на них. От отца — желтые глаза и смуглую, будто загорелую кожу. Тот был лучшим охотником клана, одним из тех, кого Уна забрала с собой в новую жизнь. Кецаль Арте подарил ей свою любовь, сына и научил Гиля всему: охоте, сражениям, службе и обращению с женщинами. И он, и мать запомнились Гилю вечно юными, но мудрыми: Уна-провидица успешно делала карьеру и не давала стареть кецалям из своей свиты, пока они надежно защищали ее от чужих козней. Старость представлялась Гилю чем-то вроде неприятной болезни, которой вовсе не обязательно было болеть: ведь он выглядел одинаково в двадцать, пятьдесят и сто лет. Эйне потом долго растолковывал, что старость естественна, и не будь они оба любовниками могущественной ведьмы, то постарели бы тоже, но Гиль и слышать об этом не хотел. Он был молодым, сильным, страстным, и так должно было оставаться всегда.