Буря в Кловерфилде
Шрифт:
Он жил, не зная забот, ведь к его рождению мать уже управляла крупным городом и сотней жриц, а позже распространила свое влияние на другие города, став правительницей множества земель. Все порученные ей обязанности Уна-провидица выполняла с блеском, и Гиль легко достигал того же, ведь мать всегда рассказывала, что его ждет и как следует поступить, чтобы добиться успеха. Гиль никогда с ней не спорил, хоть и не всегда понимал смысл в определенных решениях. Скажем, обращаться в ягуара было логично и просто потрясающе: это был могучий, сильный зверь, прирожденный охотник и убийца. Гиль обожал эту форму и любил хвастаться ею перед
Горностай был полезен, хоть и мелок: затаиться, подкрасться, подслушать чей-то разговор или тихонько стащить что-то важное, чтобы дать матери преимущество в интригах — в этом тоже был смысл. Еще горностаем было весело прыгать по спящему Эйне, слушая его возмущение этим. Таскать еду у него из тарелки или играть в догонялки, убегая от рассерженной рыси, чтобы внезапно обернуться ягуаром и прижать более мелкую рысь к полу, не давая ей подняться. Правда, однажды доведенный этим Эйне обернулся косаткой и вломил ему хвостом, отшвырнув Гиля в стену. Правда, сам же потом и извинялся. А Гиль сделал выводы и сверху больше не наваливался, оставив предыдущую часть игры неизменной.
Быть ягуаром и горностаем ему нравилось, но он никогда не понимал, почему третьей формой стала ядовитая змея. Мать настаивала, что гюрза — самый ценный его облик, хотя Гиль его почти не использовал. Женщины не любили змей. Охотиться в таком виде было неудобно. А убивать людей Гиль предпочитал открыто: в кецальем облике, предупредив о своих намерениях и давая врагу честный бой. Вернее, это Гиль всегда думал, что он был честным. Ведь он дрался сам, один, а что заранее знал все слабости противника от матери, так что в этом такого?
Годы складывались в столетия, и вот уже Гиль, сын Уны-провидицы, стал самым известным охотником и лучшим воином здешних земель. Совершенством, вокруг которого всегда вились толпы поклонников. Любимцем женщин. Верным охотником своей матери. Она держала его при себе, и это тоже никогда не вызывало у него вопросов: служба ей давала ему все. Обычно он выполнял ее задания или развлекался, участвуя в охотах и турнирах, из которых неизменно выходил победителем. Мать не запрещала ему ничего, хваля за успехи в развитии и обещая лучшую судьбу. Гиль верил ей, не видя причин сомневаться.
А потом могущественная и уважаемая жрица Верже, в прошлом ученица самой владычицы Аты, объявила награду за поимку преступника: кецаля Эйне из клана Кааси. Его нужно было взять живым и притащить к ней, чтобы получить много денег и еще больше славы. И Гиль, не размышляя ни секунды, публично объявил, что сделает это. А потом отправился к матери, чтобы она рассказала, как правильно провести охоту.
Прекрасная златовласая Уна выглядела обеспокоенной.
— Зря ты это сделал, Гиль. У тебя мало шансов на его поимку. Вернее, всего один.
Тот рассмеялся, думая, что мать шутит.
— У меня мало шансов? Этот преступник настолько силен?
— Он умен и пойдет на все, лишь бы не дать себя схватить. Его обличья идеальны для побега. Ты не представляешь, сколько хитростей он готов измыслить, чтобы не попасть к тебе в руки.
— Так может, стоит взять побольше охотников и окружить его? — предложил отец. — От моих ребят он не уйдет. Загоним его на Гиля, а тот
Но мать вновь покачала головой.
— Я смотрела эти варианты. При загонной охоте шансов нет вообще: вас там несколько рысей, он притворится одной из них и ускользнет. Нет, Гиль должен быть один, но делать лишь то, что я ему говорю. Никаких спонтанных поступков, иначе проиграешь. Гони его в облике ягуара. Когда превратится в птицу, используй мой зачарованный бумеранг. Он трижды попытается улететь, а потом поймет, что это бесполезно. Бежать он будет к океану. Позволь ему это, загони на утес, а потом отрежь подход к воде. Не подпускай его к ней, ясно? С водной формой тебе не совладать. Но самое главное: не слушай его. Его самая опасная форма — кецаль. Не пытайся мериться с ним силами, сразу атакуй, вяжи и тащи сюда. Тогда ты победишь и приумножишь нашу славу.
— Он справится. Наш сын не может проиграть, — уверенно сказал отец.
— Вот именно. Посмотрим, что там за злодей такой опасный, — усмехнулся Гиль.
Если бы он только знал, чем обернется эта охота! Но Гиль был слишком самоуверен, и его жгло любопытство: да что такого в этом Эйне из Кааси, что Гиль может проиграть ему? Он никогда не проигрывал. Неужели тот настолько потрясающий боец? Умен? Но чем поможет ум, когда все козыри на руках у Гиля?
Мать указала ему, где искать Эйне и какими тропами тот будет бежать. Гилю оставалось лишь гнать того на утес да вовремя метать бумеранг, сбивающий коршуна наземь. Рысь по сравнению с ягуаром была мелкой и слабой: Гиль легко мог растерзать ее, если бы хотел. Но ему нравилось играть в догонялки, зная, что из этой игры он выйдет победителем.
На утесе Эйне из клана Кааси наконец обернулся кецалем. Уставший, вымотанный многодневной погоней, он едва держался на ногах. У Гиля сил оставалось еще немало: он ведь был лучшим охотником и самым сильным кецалем в империи. Он знал, что остановит любую попытку Эйне прорваться к воде, и потому позволил себе короткий разговор с ним. Буквально пару фраз перед последним ударом, после которого противник сломается и запросит пощады.
— И что в тебе такого опасного? Тебя ведь даже поймать было несложно. Ты не сильный и не ловкий. У жрицы Верже настолько паршивые охотники, что схватить одного кецаля не могут?
— Они люди.
— А, это все объясняет, — Гиль презрительно фыркнул, — тогда понятно, почему ты такой «неуловимый». Собаки даже свой хвост укусить не сумеют. Хочешь сразиться? Победишь — сбежишь в воду.
— С тобой? И не подумаю даже. Я не сражаюсь со слабаками.
Эта фраза была настолько абсурдной, что Гиль расхохотался.
— Ты скорбный на голову? А мне говорили, ты умный.
— Зато ты глуп, — Эйне выпрямился и криво усмехнулся, — ты даже не понимаешь, о чем я говорю. Не видишь своей главной уязвимости. А она торчит, как твои уши, и видна любому, кроме тебя.
Это было забавно. Забавнее Гиль давно уже ничего не слышал.
— И какая же у меня уязвимость, Эйне-дурачок? Что ты там разглядел?
— Ты правда не понимаешь или стыдишься говорить о ней? Хотя, я на твоем месте тоже бы стыдился и изображал из себя глупца. Глупость менее позорна, чем… это.
В голосе Эйне зазвучало отвращение, и Гиль начал сердится.
— Глупец здесь только ты. Говори или закончим с этим.
Он шагнул к Эйне, намереваясь его схватить, но тот отступил на шаг и выпалил: