Буря в полдень
Шрифт:
А в Берлине грохотали тяжелые бои. Гитлер решил погубить еще тысячи солдат и десятки тысяч мирных жителей, чтобы только продлить существование своей «империи». Затаив дыхание миллионы людей во всем мире следили за ходом последних боев в столице Германии. Наконец все кончилось. Над сожженным рейхстагом, недалеко от Бранденбургских ворот, водружен флаг Советского Союза. Гитлер покончил с собой. Покончили с собой и некоторые его ближайшие помощники, другие бежали на Запад, сдались в плен англичанам или американцам. В пригороде Карлсхорст представители гитлеровской армии 8 мая подписали акт о безоговорочной капитуляции. Самая большая и самая жестокая война всех времен кончилась…
9 мая правительство объявило праздником Победы.
Газеты печатали речи Молотова, Трумэна
Раньше казалось, что едва кончится война, как всюду загорятся погашенные огни, засверкают витрины магазинов, окна домов… Как-то не приходило в голову, что конец войны встретят темные города — ведь почти всюду были взорваны электростанции, а окна зияли черными провалами или были забиты фанерой, заклеены картоном.
Но на улицах Каунаса сразу было видно, что люди как-то ожили. Они улыбались, поздравляли друг друга, целовались. На глазах у многих блестели слезы. И никто не стеснялся этих слез…
Мы, каунасские писатели, пришли в редакцию «Тарибу Лиетувы». Сюда приходили все новые интересные подробности о том, как гитлеровцы бросали оружие, как был подписан акт о капитуляции. И мы поздравляли друг друга, целовались, плакали… Потом кто-то принес водки и соленую конскую колбасу. Мы подняли первый тост мирного времени — пили из стаканов и чашек…
На улицах хлопали выстрелы. Целый день, потом всю ночь воины, кто из револьверов, кто из автоматов, кто из винтовок, стреляли в воздух — салютовали Победе. Многие пускали ракеты. Звенел смех, кое-где раздавались песни…
Была весна. Над изгородями каунасских садиков свешивалась цветущая сирень. Зеленела гора Витаутаса и липы на Лайсвес-аллее. Солнце щедрой горстью сыпало лучи на стены города, они проникали в разбитые витрины, пустые магазины.
Открылась дверь, и в редакцию «Тарибу Лиетувы» вошла Саломея Нерис. Она принесла новые стихи. Как всегда, скромно и робко протянув конверт Шимкусу, она сказала:
— Посмотри… Написала… Может, подойдет… — И, не дожидаясь ответа, вышла. Мы с Шимкусом едва успели поздравить ее с окончанием войны.
— Замечательные стихи, — сказал Шимкус, пробежав глазами рукопись. — Взгляни.
И я прочитал:
27
Перевод М. Зенкевича.
Под стихами была дата первого мирного дня — девятое мая 1945 года.
Пристроившись у редакционного стола, я тоже старался выразить чувства, которые не умещались в груди. Листок со статьей я оставил Шимкусу. На следующий день в газете было помещено стихотворение Саломеи, а под ним следующие мои слова:
«Закончилось последнее действие великой трагедии, какой еще не знала история мира. Народы свободной Европы — измученные, окровавленные, изувеченные — могут себя поздравить: прогремели последние выстрелы, и с этого дня начинается новая эпоха — время мирного созидательного
Со сцены истории уходят злейшие убийцы всех времен, утопившие Европу в крови, в слезах и руинах. Одни из них уже дождались праведного суда народов, других еще ждет неизбежный и суровый приговор.
Четыре долгих года прожила наша Великая Родина. Мы пожертвовали во имя свободы множеством юных жизней, напряженным трудом, бессонными ночами в глубоком тылу и на фронтах. Но победила великая, нерушимая дружба народов Советского Союза. Победила правда. Жизнь победила силы смерти, свет победил мрак.
Немало жертв в борьбе с фашизмом понесла и наша любимая Литва. Сотни тысяч расстрелянных никто не воскресит из могил. Многие не вернутся с немецкой каторги. Лишь за многие годы мы сумеем восстановить разрушенные города и деревни.
Замечательная победа Советского Союза, нашей Великой Родины, победа, в которой участвовали и мы, насколько позволяли наши возможности, обеспечивает нашему народу долгие годы творческого, созидательного труда в братской семье народов Великой Родины.
На работу, друзья, восстановим нашу дорогую Родину! Да здравствует победа! Слава Красной Армии и ее литовскому соединению!»
ЭПИЛОГ
ТРЕВОЖНАЯ ВЕСНА
Здесь можно было бы поставить последнюю точку и завершить книгу.
Но ведь эпоха не кончается той датой, которую, как веху, устанавливает историк. Вот и я, завершая свою книгу, не могу не рассказать еще о некоторых событиях, которые служат продолжением жизни людей, описанных в книге, или, увы, завершают их жизнь.
Первое событие, о котором хочется рассказать, — возвращение нашего старшего товарища и наставника, ученого, писателя Балиса Сруоги. Как известно, после ареста в марте 1943 года Балис Сруога два года без пяти дней провел в Штутгофском концлагере. Лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств, упорному характеру и силе воли Сруога дожил до того часа, когда Красная Армия освободила Северную Германию. Воины нашли писателя лежащим на снегу и взяли под свою опеку. Некоторое время спустя в Литве узнали, что Сруога находится в Торуни — городе на западе Польши. По поручению правительства республики полковник Фридис Крастинис без промедления сел в специальный самолет, добрался до Торуни и, разыскав здесь Сруогу, — тот работал переводчиком в каком-то армейском учреждении, — доставил его в Вильнюс.
О возвращении Сруоги газеты сообщили уже 13 мая 1945 года. В Литву писатель вернулся изможденным, больным человеком. Каунасские писатели, в том числе Цвирка, Шимкус, Якубенас, Мишкинис, Нерис, Симонайтите, Реймерис и другие, в литературном приложении газеты «Тарибу Лиетува» поместили приветствие коллеге:
«Мы, советские писатели Каунаса, узнав, что Вы, благодаря заботам нашей славной Красной Армии и Правительства, счастливо вернулись из гитлеровского ада в нашу древнюю столицу, посылаем Вам свои радостные приветствия и поздравления.
Поверьте, что семья советских писателей никогда не могла бы чувствовать себя полной без Вашего величественного слова, которое вскоре, без сомнения, снова зазвучит во всей нашей отчизне, испытавшей столько страданий и истосковавшейся по миру».
Сруогу с радостью и любовью встретили не только мы, но и вся освобожденная Литва. Все понимали, что когтей смерти избежал один из самых видных литовских писателей. Его спасение было как бы еще одним доказательством живучести нашего народа.
Сруогу я снова увидел, когда он приехал в Каунас.
Он шел по Лайсвес-аллее — высоченный и худющий, чуть сутулясь, задумавшись, не замечая никого вокруг, как бы продолжая размышлять о суровой своей судьбе и участи всей нации. Я уже знал, что он не застал дома семьи — жена и дочь оказались на Западе. Я окликнул его; он меня узнал, мрачно усмехнулся и сказал: