Буря Жнеца
Шрифт:
Он резко развернулся и ушел.
«Что же, ублюдок в чем-то прав. Может быть, я вовсе не так ловок в драке, как мне казалось. Для овлов, в конце концов, это образ жизни. Да и малазанские армии слишком хорошо обучены – неудивительно, что я им не подходил».
Мимо пронеслись несколько детей, за которыми плелся малыш, едва начавший ходить. Видя, как щебечущая кучка скрылась за палаткой, ребенок остановился и ударился в рёв.
Тук хмыкнул. «Да, и ты, и я».
Он издал неприличный звук; малыш поглядел широко раскрытыми глазами – и засмеялся.
Глазница
Красная Маска стоял на самом краю разбиваемого лагеря, изучал южный горизонт. – Там кто-то есть, – произнес он тихо.
– Кажется так, – согласился Натаркас. – Чужаки. Они ходят по нашей земле, будто она принадлежит им. Вождь Войны, ты ранил Ливня…
– Ливень должен научиться ценить старших. Он будет учиться уважению как мастер оружия двух десятков непоседливых юнцов. Когда он снова присоединится к нам – будет мудрее. Натаркас, ты оспариваешь мои решения?
– Оспариваю? Нет, Вождь Войны. Но иногда я испытываю их, ибо желаю понять получше.
Маска кивнул и обратился к воину, что стоял неподалеку: – Учти его слова, Месарч.
– Учту, – отвечал молодой воин.
– Завтра, – продолжал Маска, – я поведу воителей на битву. К Лыковому Баклану.
Натаркас что-то прошипел и сплюнул. – Проклятая долина.
– Мы освятим кровь, пролитую там триста лет назад. Прошлое умрет, и с его могилы мы увидим новое будущее. Новое во всех смыслах.
– Твой новый способ воевать, Вождь Войны… Я вижу в нем мало чести.
– Ты верно сказал. Чести в нем вовсе нет. Такова необходимость.
– Стоит ли сдаваться необходимости?
Красная Маска искоса поглядел на воина, разрисовавшего лицо в подобие личины вождя. – Да, если сдаваемые пути обещают лишь поражение. Это нужно сделать. Они должны быть отброшены.
– Старейшины с трудом примут подобное, Вождь Войны.
– Знаю. Мы с тобой уже играли в эту игру. Не их война. Моя. И я намерен ее выиграть.
Они замолчали, ибо ветер, отходная молитва мертвых трав, зашумел и понесся над землей.
Глава 11
В полдень начался дождь, что было совсем неплохо: никакого смысла нет выгорать целому лесу. Да, он тут не особенно популярен. Они высмеивают его старые статуи, они говорят, от него воняет… конечно, когда находятся вне досягаемости громадных, искореженных старостью рук. Если бы соседушки подошли ближе, он, наверное, сразу бы вырвал им руки, ответив на годы насмешек и пренебрежения. И всё же…
Старый Горбун Арбэт больше не возит тележку с фермы на ферму, от хижины к хижине, собирая фекалии, которыми он прежде заваливал правившие всеми забытой поляной статуи тартенальских богов. Нужда отпала. Проклятые, кошмарные твари убиты.
Соседи не одобрили внезапную отставку Арбэта – ведь теперь вонь отходов досаждала их домам. Ленивые бездельники даже не подумали зарывать экскременты поглубже. Разве старик Горб не вычищает их регулярно? Ну, больше не вычищает.
Одной этой истории было бы достаточно для бегства. Арбэт не мечтал о большем, нежели исчезнуть в лесном полумраке и никогда больше не показываться. Да, уходить все дальше, пока не набредет на деревню или городок, в котором никто его не знает, в котором никто даже не слышал о нем. Дожди отмоют его от смрада. Просто старый, безвредный полукровка – Тартенал, за пару монет умеющий починить поломанные вещи, в том числе плоть и кости.
Итак, в дорогу. Оставить позади старые тартенальские территории, оставить оплетенные сорняками статуи на заросшей поляне. Может быть, расстаться и с древней кровью своих наследий. Ведь не все целители бывают шаманами, не так ли? Никто не будет задавать неудобных вопросов, пока он хорошо лечит их… а с этим трудностей не будет.
Старые негодяи вроде него заслуживают покоя. Целая жизнь в служении. Умиротворение, Маски Снов, наглые личины камня, одинокие ритуалы – всему теперь конец. Ему можно отправиться в последний поход, к неведомому. Деревня, хижина, прогретый солнцем валун у булькающего ручья… везде он сможет сесть, облегчить страдания усталого костяка – и не вставать, пока не будет сорвана последняя маска…
Вместо всего этого он пробудился в предрассветной тьме, трясясь будто от малярийной лихорадки; перед очами повисла, медленно истаивая, совершенно неожиданная Маска Сна. Никогда не виденная им раньше, но исполненная устрашающей силы. Маска, искаженная трещинами, маска в мгновении от взрывного распада…
Лежа на постели, он трясся, и рама стонала под весом тела. Он ждал откровения.
Солнце взобралось высоко, когда он наконец вылез из хижины. Небо на западе омрачали клубы туч – буря, истощившая свои силы над морем. Он начал готовиться, не обращая внимания на начавшийся ливень.
Сейчас уже приближается сумрак. Арбэт собрал связку тростника и бросил на огонь. Он поджег хижину, потом навес, под конец – и старый сарай, в котором хранил двухколесную тележку. Убедившись, что все постройки хорошенько запылали, он взвалил на плечи тюк со своими пожитками и запасами еды, встал на тропу, ведущую вниз, к тракту.
Вскоре, уже стоя на большой дороге, он издал возглас удивления: к нему направлялась толпа селян, человек двадцать. Во главе шел фактор; увидев Арбэта, он облегченно закричал: – Слава Страннику! Ты жив, Арбэт!