Были два друга
Шрифт:
И вот новое несчастье. Кому нужна девка с ребенком? Сватался инженер - отказала, нашла студента, а теперь расхлебывай кашу.
– Пусть он будет вашим, этот дом несчастный, только оставьте меня в покое, - в отчаянии проговорила Даша.
– Я ведь добра тебе желаю, - сказала Марья Васильевна, смягчаясь.
– Она в нашем доме заведет детские ясли?
– снова вмешалась Наталья.
Марья Васильевна бросила на нее сердитый взгляд.
– А тебя кто просит мешаться не в свое дело?- сказала она.
– Чего это вы, маманя, на нас
– Замолчи сейчас же!
– крикнула на нее Марья Васильевна.
– Дуры, измучили вы меня, дармоедки проклятые! Я всех вас выгоню! Господи, и в кого уродились, бесстыжие, нет на вас погибели.
– Посмотри на себя. Ты думаешь, о тебе ничего не знаем?
– огрызнулась Наталья.
– Молчи лучше! Не твоего ума дело!
– Марья Васильевна подскочила к Наталье и ударила ее раз, другой.
У Натальи сморщилось лицо, рот вытянулся чуть ли не до ушей.
– На, бей, бей! Это все из-за Дашки. Ты и не любишь нас - тоже из-за Дашки! В милицию заявлю на тебя, скажу, что ты спекулируешь.
– А ты чей хлеб жрешь? Дашка работает, а ты лодырничаешь. Угрожать?! Иди заявляй в милицию. Вон из моего дома!
Марья Васильевна схватила Наталью за руку к потащила к двери. Наталья грузно рухнула на пол, заревела. Люба, переваливаясь с боку на бок, как хроменький утенок, поспешила укрыться в другой комнате.
– Ой, мамочка, да что же вы делаете со мною, или я вам не дочь родная?
– истерически кричала Наталья.
– Это все из-за Дашки' - Она убежала в другую комнату, закрыв за собой дверь.
– Ох, господи, господи, нет на них погибели. Изведут они меня вконец. В гроб живой положат.
– Марья Васильевна несколько раз всхлипнула, выпила воды, подсела к столу. Глянула на Дашу, стоявшую у плиты.
– Моченьки моей нету. Вот, наплодишь таких, а потом будешь проклинать себя. Узнаешь, почем фунт лиха.
– Указала на табурет возле себя.
– Садись, доченька. Прости, что обругала тебя.
Даша молча опустилась на табурет.
– Ты уж не сердись на меня. Не со зла, а добра тебе желаючи. Это все они, ироды проклятые, доводят.
– Марья Васильевна поправила на голове растрепавшиеся волосы.
– Знаю, нелегко тебе, сиротинушке. Обманул тебя, прохвост, чтобы лопнули его бесстыжие глаза. Но с кем греха не бывает? Ох, все мы грешные. О тебе пекусь. Так ты что, думаешь рожать?
– Не знаю, - Даша заплакала. На этот раз ее растрогало участие мачехи.
– Люди засмеют. Хлебнешь ты горя бабьего через край. Мои дурехи первые станут измываться над тобой. И кому ты будешь нужна с дитем? Учиться бросишь.
Тяжело всхлипывая, Даша молча слушала Марью Васильевну.
– Так вот, доченька, завтра я сведу тебя к знакомой. Не ты первая, не ты последняя. Надо исправлять ошибку. Тяжело тебе будет с ребенком. Проклянешь всех на свете, - вкрадчиво говорила Марья Васильевна. Ее совет Даше казался сейчас разумным, и она заколебалась в решении.
– Не знаю. Подумаю, - сказала она.
–
Даша до утра не сомкнула глаз, мрачные мысли не давали ей забыться. Подруги, а теперь мачеха подсказывают ей простой выход из положения.
С каждым днем к Николаю росло в душе какое-то ожесточение. Неужели он обманул ее? Марья Васильевна, Наталья и Люба - давно прожужжали ей уши, что Николай ничем не отличается от тех пошляков, которых немало еще встречается в жизни. За три недели не мог написать письма. Нет, она не станет унижаться перед ним, не будет навязываться ему. У нее достаточно гордости и самолюбия. Последнее письмо она послала три недели назад. В нем она сухо сообщила, что жива и здорова.
«Дура, дура, - вдруг принималась Даша казнить себя.
– Сама виновата во всем».
И все же она любила Николая и верила ему. Это единственное, что давало ей силы. Он скоро приедет, и жизнь ее сразу изменится. Каким образом и в какую сторону она и сама не знала, но верила в перемену. У нее хватит сил перенести все испытания, какие бы ни выпали на ее долю.
А ПИСЕМ ВСЕ НЕТ
Как ни уговаривала Дашу Марья Васильевна пойти к ее знакомой, она медлила с решением. От этого их отношения еще больше ухудшились. Упреки, скандалы, проклятья в доме слышались каждый вечер. Тут уж не до учебы. В классе она очутилась в числе неуспевающих, а в ноябре бросила школу. Николай молчал. Огонек надежды тлел, как догорающая свеча.
Даша иногда и сама удивлялась своему терпению. То ли у нее загрубело сердце, то ли она привыкла молча сносить упреки и проклятия мачехи. Рот ее был сурово сомкнут, на губах не светилась улыбка. С того дня, когда она впервые под сердцем почувствовала ребенка, разучилась смеяться. У нее появились страха неверие в людей, она начала избегать их, при встрече с ними прятать глаза, как преступница. Ей казалось, что от нее все отшатнулись, осуждают и презирают ее.
После работы забьется в угол пустой комнаты строящегося дома, где холодно и сыро, сидит и думает, зачем она живет, что ей сулит будущее?
С наступлением зимы работы на стройке сворачивались. Бригада каменщиков еще в ноябре получила расчет. Даша попросила прораба дать ей хоть какую-нибудь работу, лишь бы не быть дома нахлебницей. Две недели она работала на расчистке строительного мусора вокруг только что возведенного дома, потом ее направили в бригаду штукатуров на подсобные работы. Заработки стали плохими. Это еще пуще злило Марью Васильевну.
В бригаде штукатуров работало шесть человек, из них одна женщина - тетя Феня. Коллектив был дружным. Штукатуры, уже все пожилые, встретили новенькую шуточками и прибауточками. Бригадир Алексей Сидорович, бывший фронтовик, с изуродованными пальцами левой руки, весельчак и балагур, спросил: