Были два друга

Иншаков Павел Кузьмич

На пятый день Николай уехал в Лесогорск.

Тороповы, как и в прошлом году, встретили его радушно, хотя были немало удивлены, когда он в полночь постучался к ним в дом.

–  Вот и хорошо, что приехал, - сказал Василий после ужина, когда они вдвоем остались в комнате.- Я сделал все, что мог. Но о Даше никто ничего не знает. Строительные работы на заводе свернуты.

На другой день после завтрака Николай отправился на поиски Даши. Решил пойти к ней домой. Шел и волновался, как летом, когда спешил на первое свидание. У двора вдруг заколебался:

заговорило оскорбленное самолюбие. С минуту задержался у калитки, где когда-то до утра простаивал с Дашей. Решительно махнув рукой, он вошел во двор, постучал в дверь коридорчика. Вышла пожилая женщина, закутанная в белый шерстяной платок, пригласила Николая в дом.

–  Вы будете Марья Васильевна?
– спросил он, присматриваясь к лицу незнакомой женщины.

–  Нет, голубчик. Меня зовут Натальей Ивановной, - ответила женщина, в свою очередь рассматривая незнакомого молодого человека. Из соседней комнаты к ней подошла девочка лет десяти, прильнула к матери, не сводя любопытных глаз с Николая

–  Где же Марья Васильевна?

–  Вы о Нефедовой? Не знаю, голубчик. Она уехала вместе с семьей. Дом-то мы купили у нее.

–  Не знаете, куда она уехала?

–  Бог ее ведает. Не сказала.

–  И давно уехали?

–  С неделю.

Николай тяжело вздохнул. Значит, все произошло так, как писала Марья Васильевна. Тоска снова больно защемила сердце.

–  У Марьи Васильевны была дочь, вернее, падчерица Даша Ракитина. Она тоже с нею уехала?
– спросил Николай.

–  Даша? Не знаю такой. У Нефедовой было две дочери, это я помню. Одну звали Натальей, другую Любой. Они уехали с нею. А насчет Даши - ничего не знаю. Да, постойте, Нефедова перед отъездом просила меня: если будут письма из Москвы - не брать их у почтальона. Вспомнила! Третья ее дочка, или падчерица, - говорила Марья Васильевна, вышла замуж и уехала, - сказала женщина.
– Да вы садитесь.

–  Спасибо. Я пойду, - упавшим голосом проговорил Николай. И снова подумал, что нет никакого недоразумения. Даша для него потеряна навсегда. Вот здесь она родилась и выросла.
– А не говорила Марья Васильевна, куда уехала Даша?

–  Нет, не говорила.

Николай посмотрел через раскрытую дверь в горенку. На стене над комодом висела еловая веточка с пятью красивыми шишками. Это единственное, что осталось от Даши.

–  Наталья Ивановна, я попрошу у вас вот эти еловые шишки.
– Николай указал рукой.

–  Пожалуйста, берите. Это старые хозяева оставили.

Женщина сняла с гвоздя веточку и передала Николаю.

–  Спасибо. Простите, что побеспокоил. Прощайте.

–  Насчет Даши вы бы у соседей спросили, - посоветовала хозяйка.

Николай зашел к соседям. Там он тоже ничего определенного не узнал. Слышали, мол, от ее мачехи, что Даша как-то неожиданно вышла замуж и уехала не то в Москву, не то в Ленинград.

«Эх, Даша, Даша, - думал Николай, шагая по засугробленной улице.
– Зачем я приехал сюда?»

Потом он зашел в городской безлюдный парк, долго бродил по аллеям,

где когда-то ходил вместе с Дашей. Сейчас тут все было заснежено и казалось погруженным в непробудный сон. Вот танцевальная площадка, где он танцевал с Дашей. Вот над обрывом ель, запушенная снегом, скамейка, где он последний раз сидел с ней. Все здесь было связано с воспоминаниями о Даше. Придет весна, растает снег, парк снова оденется зеленой листвой, зазвенит голосами молодежи. А ему, Николаю, не ходить уже по парку с Дашей, не сидеть на маленькой скамейке над обрывом, не любоваться заречьем.

Николай опустился с обрыва и вышел на реку, закованную в лед. Веселая ватажка мальчишек резала коньками лед. Под неярким январским солнцем белели снега. Николай направился в сторону леса. Здесь он ходил вместе с Дашей, вот тут, на лугу, рвал цветы, а она плела себе венок. Ему казалось, что Даша, легкая и незримая, где-то рядом с ним. Стоило ему позвать ее, и она появится из-за вон той березы, со смехом бросится ему на грудь, обхватит руками шею и ласково скажет:

–  Я пошутила. А ты поверил?

Он возьмет ее за руку, и они пойдут вместе, чтобы никогда уже не разлучаться.

Лес стоял погруженный в крепкий сон, царило безмолвие. Николаю казалось, что вокруг на тысячи километров нет живой души, только он один бесцельно бродит по сугробам, охваченный грустными воспоминаниями.

Вечером Николай проходил мимо завода, где летом работал с Дашей. Ряд за рядом тянулись железобетонные и кирпичные корпуса с частыми проемами окон. Вспыхивали голубые слепящие сполохи электросварки, доносились металлические удары.

Усталый, продрогший, Николай добрался до дома Тороповых. Василий глянул на него и понял все

–  А мы заждались тебя к столу, - сказал Иван Данилович.

–  Я уж думала, не случилось ли что, - проговорила Ефросинья Петровна, присматриваясь к лицу Николая.

После ужина Николай и Василий отправились подышать морозным воздухом.

–  Ну как?
– спросил Василий.

–  Завтра еду в Москву.

Они шли по скрипучему снегу, мороз пощипывал щеки, покалывал в носу. Над городом висела луна, и от ее лучей снег отливал голубизной.

–  Соседи сказали, что она уехала не то в Москву, не то в Ленинград. Если она в Москве, я разыщу ее,- уверенно заявил Николай, будто это могло что-то изменить в его отношениях е Дашей.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

НЕВЕСЕЛАЯ ЖИЗНЬ

Вечер. В комнате тихо, лишь приглушенно поет репродуктор. Даша только что вернулась из школы. Марья Васильевна с дочерьми ушла в кино. Даша всегда радовалась, когда вечером их не было дома. Сняла с головы старый шерстяной платок. Его носила еще покойная мать. Даша давно хотела купить теплый пуховый платок. Но Марья Васильевна часто жаловалась, что денег не хватает на питание, и Даша отдавала ей свои сбережения. Пальто тоже старое. Ну и пусть!