Были два друга
Шрифт:
– Не хочешь ли ты сказать, что мы умственно ограничены и нам не место в институте?
Василий в предчувствии ссоры насупился.
– Ты передергиваешь мои слова.
– Как же иначе можно понимать твои характеристики товарищей? Или ты не знаешь, что Наташа Журавлева всю войну работала на оборонном заводе токарем, училась в вечерней школе? Светлана Иваненко три года на фронте была санитаркой. А я знаю, что такое быть санитаркой в бою. Она имеет два ранения. Колесников командовал пулеметным взводом. У него сквозное ранение в грудь. Меня возмущает
– У нас вуз инженеров, а не общественных деятелей,- заметил Василий.
– Для нас учеба прежде всего, а не упражнение в ораторском искусстве.
– По-твоему, для студента общественная работа, если не вредна, то бесполезна?
– Некоторые тупицы потому и стали активистами, что не способны хорошо учиться. Пробел в знаниях они пытаются восполнить активностью. Как же! Разве у беспартийного профессора поднимется рука поставить активисту неуд, - едко сказал Василий.
– А ты знаешь, сколько времени у них отнимает эта работа? Их избрали наши же товарищи.
– Избрали потому, что они этого хотели. Меня никуда не изберут, - ответил Василий. После истории с Зиминым он остыл к общественной жизни института, молчал на собраниях.
– Кто же изберет человека, предпочитающего работать только для себя?
– сказал Николай, ероша волосы. У него, когда он нервничал, подергивалась левая щека.
Николай прошелся по комнате, остановился против Василия.
– Инженер - это прежде всего организатор производства. Ему приходится иметь дело не столько с машинами, сколько с живыми людьми. Производству нужны не ходячие энциклопедии, а боевые командиры, организаторы. Наш вуз готовит нас не только как инженеров, он учит нас быть советскими гражданами, если хочешь знать, учит той скромности, которой как раз и не хватает тебе.
– Но производству не нужны и Митрофанушки, - вставил Василий.
Они готовы были рассориться. Николай понял, что Василия переубедить трудно. Подавив в себе вспышку обиды, он начал более мягко, стараясь не задеть болезненного самолюбия товарища:
– Ты, Вася, не обижайся на мою прямоту. Я обязан сказать тебе, может быть, очень обидные слова.
Василий настороженно сверкнул глазами, готовый к отпору.
– Ну, говори, - глухо сказал он.
– Не забывай, что ты комсомолец.
– Громкие фразы!
– Василий махнул рукой и направился к двери, не желая продолжать разговор. Николай взял его за локоть.
– Подожди. Не петушись. Я все же доскажу тебе.
– Ну, я слушаю.
– Можешь обижаться на меня, но я все же скажу тебе, что не только я, но и все замечают…
– Что замечают?
– Что ты зазнаешься, любуешься собой…
– Вот как! А не кажется ли тебе, что ты слишком опекаешь меня?
– Это не опека. Это долг товарища - предостеречь…
– Ну, знаешь ли… - Василий взялся за ручку двери.
Он так обиделся на Николая, что не разговаривал с ним три дня, хотя они вдвоем жили в маленькой угловой комнате,
Не сразу остыла в душе обида. Но уже на третий день Василий все чаще и чаще думал о том, что Николай, пожалуй, кое в чем прав, что нужно серьезно подумать о своем поведении. Кичиться ему пока еще нечем, да и сама кичливость признак людей ограниченных. Что же плохого в том, что Николай вовремя указал ему на его слабости. Найти настоящего друга трудно, а обидеть легко.
Тяготясь одиночеством, Василий искал повод помириться с Николаем, а потом решил, что будет честнее, если без всякого повода он извинится перед товарищем. Сделал он это не сразу, мешало самолюбие, с которым справиться было нелегко. По дороге в институт он догнал Николая и спросил:
– Ты сердишься на меня? Николай пожал плечами.
– Думаешь, мне тогда легко было говорить с тобой?
– Нелегко. Понимаю.
– Ну вот. Я прошу тебя, если буду спотыкаться на ухабах, поддержи меня, одерни. Бывает же так - человек начинает в чем-то фальшивить. На это не обращают внимания. И фальшь обычно так разрастается, принимает такие уродливые формы, что он сам уже не в силах справиться с собой. Мы начинаем бить тревогу тогда, когда человека спасти уже трудно, - сказал Николай
Примирение состоялось, и у обоих легко было на душе. Их дружба становилась все прочнее - она росла и мужала в спорах. Со временем отсеивалось все сентиментальное, что если не вредило настоящей дружбе, то и не украшало ее.
НЕОЖИДАННЫЙ УДАР
Николай регулярно переписывался с Дашей. Она писала, что по-прежнему работает на стройке, только в бригаде штукатуров, вечерами посещает школу рабочей молодежи, что ей очень грустно без него, что верит в него, ждет
Николай не раз обращал внимание на то, что письма Даши становились все печальнее, хотя она и старалась в них заверить его, что в ее жизни нет особых перемен Но между строк чувствовалось другое.
С ноября письма от Даши стали приходить все реже и реже, в них еще ощутимее чувствовалась боль, невысказанная горечь, а потом и жалобы на то, что Николай редко отвечает на ее письма. Откуда у нее столько обиды, печали и горечи. Каждое ее письмо болью отзывалось в его душе, вызывая разные догадки Он не мог понять, почему у Даши такое тягостное настроение, нервозность, столько безнадежности, каких-то туманных намеков. Потом она вдруг вовсе перестала отвечать.