Были два друга

Иншаков Павел Кузьмич

Николай все-таки поднял руку. Председатель даже повеселел.

–  Давай, Горбачев. Побольше огоньку.

Жора сидел в президиуме с гордым видом человека, совершившего, по крайней мере, подвиг. Николай не совсем уверенно встал за трибуну. На него смотрели удивленно и недоверчиво, откуда, мол, взялся этот паренек. По лицу Николая я понял, что он волнуется, и боялся за него. О чем он может сказать? Не вступал бы в спор с Милехиным. Это все равно, что котенку нападать на тигра.

Николай начал:

–  Товарищ Милехин больше заботился о своем красноречии,

чем о содержании доклада.

Милехин весь передернулся, взъерошился, будто петух перед боем, и предупреждающе посмотрел на председателя - студента пятого курса. Тот в ответ весело улыбнулся.

Дерзко высмеяв докладчика, Николай перешел к критике деятельности комсомольского комитета, обвинил его в том, что тот мало занимается вопросами воспитания студентов.

–  Факты, факты давай, - то и дело бросал Милехин

Все видели, что он болезненно воспринимал критику. Я не слышал еще, чтобы кто из комсомольцев критиковал его. Наоборот, о нем отзывались восторженно, поговаривали даже, что Жору собираются взять на работу чуть ли не в Центральный Комитет комсомола.

Николай рассказал о поведении нашего однокурсника Виктора Зимина. Однажды на семинар он пришел в нетрезвом виде, профессор сделал ему замечание и отослал домой. Виктор ответил грубостью. Ему грозило исключение из института, но кто-то замял эту скандальную историю.

О хулиганском поступке Зимина Николай, по совету Милехина, поставил вопрос на комсомольском собрании нашей группы. Виктора взяли под защиту его дружки, а Николая обвинили в склоке.

Приятель Зимина Струков тогда прямо заявил:

–  Я возмущаюсь, почему наш комсорг забытую всеми историю вытащил на свет божий. Виктор извинился перед профессором.

Струкова кое-кто поддержал. Володя Брусков, Нюся Рослякова и я выступили тогда против Виктора Другие ребята как-то не придали особого значения проступку Зимина. Мы все четверо попали в немилость к нему и его товарищам. Они даже перестали с нами здороваться.

Сегодня на собрании Николай задал Зимину жару

–  Клевета!
– с места кричал Зимин.

–  Новая склока!
– зашумели его приятели.

Все в зале бурно отозвались на выступление Николая. Время его давно истекло, председатель то и дело стучал карандашом о графин, а комсомольцы кричали:

–  Пусть говорит!

–  Правильно говорит!

Николаю долго аплодировали. Его острое выступление положило конец молчанию. В президиум летели записки с просьбой дать слово. Досталось всем: и Виктору Зимину, и Жоре Милехину, и всему комсомольскому комитету.

После собрания Николай вдруг стал своим среди комсомольцев института. Я завидую его смелости Мне хочется быть таким, как он, - колючим.

30 октября

Мне казалось, что Зимин после «холодного душа», устроенного ему на собрании, образумится. Но этого не случилось.

Я давно присматриваюсь к Виктору. Он - приметная фигура на нашем курсе. У меня сложилось о нем мнение, как о франте и гордеце. Многие студенты нашего курса, в их числе

и Николай, ходят еще в шинелях, в сапогах, гимнастерках или кителях. Все это бывшие фронтовики. Для них, как я заметил, военное обмундирование и орденские колодки на груди - даже своего рода шик. И на фоне серых шинелей Зимин резко выделяется хорошо сшитыми, модными костюмами. Одевается он со вкусом, часто меняет галстуки, носит длинные волосы, зачесанные к затылку. Лицо у него - тонкое, белое, выхоленное. Его можно назвать красивым. Вот только в голубых глазах что-то нагловатое. Он ровесник Николаю. Говорят, что Виктор уже учился в каком-то институте, а отец его работает чуть ли не в министерстве.

Для большинства студентов и особенно девушек он свой человек. Перед стипендией ребятам занимает деньги, водит их в столовую, угощает хорошими обедами и вином.

Мне непонятно его предвзятое отношение к Николаю. Они с начала учебного года, как говорится, не сошлись характерами. Виктор иронически смотрит на его солдатское, выцветшее обмундирование и две медали «За отвагу». А у Николая просто не за что купить другую одежду.

Во время перерыва мы с Николаем стояли у окна. По коридору шел Виктор в окружении своих дружков. Они всегда держатся табунком. Поравнявшись с нами, Зимин глянул в лицо Николая и сквозь зубы процедил:

–  Обличитель!

Его компания подняла Николая на смех. Он побледнел.

–  Что, правда глаза колет?
– спросил он, еле сдерживая себя.

–  Это тебе не пройдет так.

–  Угрожаешь?

–  Слишком велика для тебя честь!
– ответил Зимин.

Николай рванулся было к нему, но я удержал его. В это время раздался звонок, и мы поспешили в аудиторию.

Николай не записывал лекцию, все время чертил в тетради какие-то узоры.

–  Плюнь ты на Зимина, - шепнул я.

–  Когда-нибудь морду ему набью, - ответил он.

–  Это будет глупо.

–  Ну и что же.

В конце лекции Николаю кто-то передал тетрадный лист, сложенный вчетверо. Это была карикатура. За трибуной стоял Николай с взъерошенными волосами в позе оратора и с лицом обезьяны. Внизу надпись: «Обличитель». Николай хотел было порвать карикатуру, потом взял ручку и написал внизу: «Бузотеров обличаю!». Сложил лист и адресовал Зимину.

1 ноября

Все видят, что между Горбачевым и Зиминым отношения обостряются с каждым днем. Одни ожидают развязки, другие делают вид, что ничего не произошло, третьи пытаются помирить их. Ребята почти все на стороне Николая, но пока молчат.

Виктор и его товарищи косятся на меня.

В нашей группе треть студентов - либо фронтовики, либо производственники, остальные, как и я, пришли в институт после окончания школы. Фронтовики и производственники относятся к нам, как к желторотым юнцам - покровительственно и несколько пренебрежительно. Мы, в свою очередь, смотрим на них, как на «стариков». У них своя компания, у нас своя «Старички» не вмешиваются в наши дела.