Были два друга
Шрифт:
– Вы это серьезно?
– спросил Василий. Геннадий Трофимович поиграл толстым красным
карандашом.
– Какие тут в чертях шутки. Мне самому плакать хочется. Сочувствую, милые, но помочь - увы!
– пока не в силах. Однако не будем падать духом.
– Почему забраковали?
– спросил Николай.
– Не знаю, дорогие, не знаю. Его давали экспертам. Обещали вскоре прислать вам объяснение. Говорят, что ваш станок нецелесообразно выпускать серийно. Что-то нашли такое.
– Геннадий Трофимович развел руками. Ему неприятно было сообщать молодым изобретателям нерадостную новость,
В душе Геннадий Трофимович признавал, что в главке легко дал себя убедить в непригодности станка. Надо было спорить, доказывать, протестовать, как он умел это делать при решении трудных производственных вопросов. Может быть, слишком доверился некоторым сотрудникам главка. Работник отдела изобретений и рационализации Виктор Максимович, с которым Геннадий Трофимович был в приятельских отношениях, вечером в ресторане прямо сказал:
– Пустая затея. Выеденного яйца не стоит. По-дружески советую: не связывайся с этим делом. Модель не оригинальная. Я сам просматривал проект, советовался с крупными специалистами. Все сошлись на одном мнении - ерунда.
Виктору Максимовичу можно верить, сын заместителя министра. Геннадий Трофимович дорожил приятельскими отношениями с ним. С его помощью иногда приходилось проталкивать довольно трудные производственные дела. С другими бы Пышкин потягался, а с Виктором Максимовичем не стал спорить, поверил ему на слово.
К тому же у Геннадия Трофимовича в Москве много и своих хлопот. В течение десяти дней он метался из отдела в отдел, из одного снаба в другой, из ведомства в ведомство, добывая все то, что необходимо для бесперебойной работы производства. И на этот раз немало помог Виктор Максимович. А вот на изобретение времени не хватило. Можно было зайти к заместителю министра - крупнейшему специалисту по металлорежущим станкам. Тот сказал бы свое окончательное слово. И может быть, он задержался бы на два дня, если бы каждую ночь в номер гостиницы не звонила жена, которая в самой решительной форме требовала, чтобы он не забыл купить ей на платье парчи, нужных цветов тюля, и ни одного часа не задерживался бы в Москве.
Уже в поезде, когда усталый, как заморенная лошадь, после хождений по снабам и магазинам, Геннадий Трофимович уселся на мягкий диван, вспомнил, что для проталкивания новой модели станка сделал не все, что мог бы сделать. Сейчас он чувствовал себя виноватым.
– И вы согласились с ними?
– спросил Николай сурово глядя на директора.
– Я отстаивал, спорил… но…
Николай заложил руки в карманы, прошелся по-кабинету.
– Придется самим ехать в главк, - сказал он. Директор тоже встал из-за стола, прошелся вдоль стены, заложив за спину большие беспокойные руки.
– Главное, милые, не отчаивайтесь. В главке и министерстве я выразил несогласие от имени всего заводского коллектива. С этим должны посчитаться. Сам начальник обещал поддержку. Одобрят, обязательно одобрят. Все будет хорошо. Будем надеяться и ждать…
И авторы ждали. Ждали неделю, вторую. Ответа не было. Николай написал несколько запросов. Наконец ответ пришел. Главк отклонил проект. В письме говорилось: «Данное предложение, которое
Василий показал письмо Тараненко. Тот, хитро прищурив подслеповатые глаза, почесал висок.
– На городе бузина, а в Киеве дядько. Я им сам напишу, - сказал он.
Николай с Василием написали протест в главк, копию послали в министерство. Снова долга не было ответа.
Николай ждал, волновался, надеялся. Василий потерял надежду, успел остыть к изобретению, примириться с тем, что станок забраковали.
– Надо ехать в главк, министерство и драться за наш проект, - заявил Николай.
– На это дело я использую отпуск.
– Стоит ли жертвовать отпуском? Ты и в прошлом году не отдыхал, - сказал Василий.
– По-моему, стоит.
– Мне надоела уже вся эта унылая история, - признался Василий.
– Что ж, по-твоему, плюнуть на это дело? Тут не просто бюрократизм, тут что-то хуже. Какие-то темные комбинации, - высказал подозрение Николай.
После работы он зашел в партком. Секретарь парткома Павел Захарович Ломакин был в курсе дела, он и сам не раз высказывал возмущение поведением работников главка. От имени партийной организации завода он написал жалобу министру. Ответ пришел через неделю. Министр лично ответил, что по его указанию в главке создана комиссия, которая в ближайшее время вторично рассмотрит проект.
– Ну, если сам министр вмешался в это дело, значит, развязка близка, - сказал Николай.
– Но комиссия-то будет в главке. Не думаю, чтобы главк высек самого себя. Если он даже и ошибся, то будет защищать честь мундира, - высказал свои предположения Василий.
– Поживем - увидим.
На этот раз ждать пришлось недолго. Через две недели из главка пришло заключение комиссии. Проект был рассмотрен вторично и забракован безоговорочно.
– Вот, видишь! Теперь все!
– безнадежно сказал Василий.
– Нет, не все!
– крикнул Николай и со злостью ударил кулаком по столу.
– Что же нам остается делать?
– Драться, драться и драться!
– Лицо Николая было бледно.
– Не надо нервничать, - сказал Василий, положив руку на его плечо.
Николай глянул на него в упор, в глазах его горели недобрые огоньки.
– Как же быть спокойным, если видишь, что там преднамеренно решили угробить большое дело. Так можно разнести любой проект, - он потряс перед собой заключением комиссии.
– Просто формальный подход. Они не верят нам. Николай задумался.
– Наш станок нужен промышленности. Если его бракуют бездоказательно, значит, тут что-то не так. Помнишь историю с проектом, присланным из главка? Почему там одобрили явно порочный проект? Ведь станок надо снимать с производства, а мы его выпускаем. Теперь понимаешь? Если одобрят нашу модель, ту придется снять с производства. Вот где собака зарыта.
– А ведь верно!
– воскликнул Василий, шлепнув себя ладонью по лбу.
– Как мы раньше не догадались об этом? В техническом проекте я видел, что одна из подписей авторов стояла - В. Зимин. Тараненко как-то сказал, что это работник главка.