Было записано
Шрифт:
— Что это случилось? — удивился фон Ребиндер.
Я боялся своей догадки. Боялся, потому что мог ошибиться. А, значит, зря начал радоваться. Но почему-то был уверен, что я прав.
— Я знаю только одну женщину на свете, чье появление заставляет других женщин замолчать, а мужчин вот так вот загудеть! — уже широко улыбался, не обращая внимания на то, что шрам при таком растяжении лица побаливает.
— Ты о ком сейчас?
— О своей жене.
— Где он? — тут же в подтверждение моих слов раздался требовательный голос моей грузинки.
Даже Глаша, судя
«Голову дам на отсечение, что он так „клокочет“, потому что загляделся на бюст Глаши!»
Потом раздался топот большого количества ног. Потом открылась дверь. Царица Тамара быстро оглядела диспозицию. И…
«Манглис! Серия вторая!» — вздохнул я, наблюдая за тем, как жена складывается в неудержимом смехе.
Я наблюдал. С удивлением обнаружил у неё за спиной ее братьев, Ваню и Малхаза, и какого-то незнакомца. Потом сообразил: Тома верна себе и, наверняка, это врач. Бахадура пока не было видно. Полагаю, прелести Глаши были для него сейчас «магнитом попритягательнее», чем я. Также я привычно отметил восторженный взгляд фон Ребиндера. Сам молчал. Даже не пытался призвать жену к порядку. Бесполезно. Пока не отсмеется вдоволь, все равно не прислушается. Зато это пытались сделать Ваня и Малхаз. Тоже не обратила внимания. Братья посмотрели на меня. Взгляд был растерянный. И одновременно извиняющийся за поведение своей сестры. Я также взглядом указал им, что ничего страшного. Все в порядке. Мол, я — привычный. Будем ждать!
Дождались! Тома вытерла слезы. Подошла. Присела. Поцеловала. Потом провела пальчиком по шраму.
— Он затянется! — заблеял я. — Будет не так страшно!
— Мне не страшно, любимый! — улыбнулась Тамара. — Это все?
— Эээээ.
— Коста!
— Это еще ничего! — раздался насмешливый голос Глаши. — Ты спину ей покажи!
Глаша стояла в дверях. Бахадур навис сзади, с трудом заставив себя бросить на меня короткий взгляд, быстро кивнуть и обратно потеряться в ложбинке грудей казачки.
— Михаил Афанасьевич! — Тамара обратилась к незнакомцу.
Тот подошел к кровати.
— Ну-с… — (я чуть не подхватил «Снимай бурнус») — посмотрим! Вы пока все давайте на свежий воздух! Тамара Георгиевна, вы можете остаться.
Тома и словом не обмолвилась, пока врач колдовал надо мной. На все мои немые вопросы, прихлопнула ручкой — потом. Доктор всего обмазал. Обвязал.
— Раз вы уже здесь, может, осмотрите и приятеля? — попросил я
— Неуместный вопрос. — улыбнулся Михаил Афанасьевич. — Конечно, осмотрю!
… Может, в этом и есть правда. В том, что мысли — материальны. Может недаром я так часто вспоминал Прочноокопскую и то, как мы лежали с Тамарой, обнявшись, и разговаривали полночи. А что было мне иначе думать, если я сейчас также лежал весь в мазях, а рядом была супруга? Мы также крепко обнимались. Мои руки беспрерывно ходили по любимому телу. Сейчас это путешествие руки — сродни медитации и лишено эротического подтекста. Оно уносило меня вдаль — туда, где нет стонов, страданий,
Опять я удивлялся. Не скрою, почти был уверен, что после родов Тамаре не удастся избежать бича всех восточных женщин, и она начнет полнеть, расплываться в формах. Но в который раз я убедился в том, что в отношении моей грузинки всегда нужно помнить главное: она — не обычная! Тома была в прежних кондициях. Только чуть набрала в теле. Но это «чуть» просто определило её окончательный переход из девушек в женщину. Сейчас она была еще привлекательнее из-за немного округлившихся ног и немного увеличившейся груди. Мои руки не могли остановить свой бег. И мы также не могли наговориться. Шептались на грузинском.
— Как Соня? И с кем она? Миша и Микри же заняты круглые сутки. Наняла няньку?
— Соня хорошо. Зачем няня? Ты же видишь, я приехала с братьями. А что это значит?
— Это значит, — во мне, как обычно в присутствии жены, проснулся старательный ученик, — что они выполнили твою просьбу и привезли Манану! Значит, с Сонечкой сейчас сидит Манана!
— Умный муж!
— А с братьями как так получилось? Мы же думали…
— Ну, не мы. Я думала. Не верила, — жена признала ошибку. — Не ожидала. И долго себя корила за то, что так могла думать о родных. Они ни словом, ни взглядом. Наоборот. Во всем поддержали. Тут же бросились помогать.
— Каким образом?
— И по дому. И по делам. Все закупки взяли на себя. Микри стало легче.
— А живут где?
— Пока в гостинице. В нашей комнате. Потом решим. И сюда потребовали, чтобы я взяла их с собой. Чтобы охранять в пути. Неспокойно на Военно-Грузинской дороге.
— Как твой план по поводу Бахадура и Мананы? — я усмехнулся, кивая в сторону двери, где алжирец, был уверен, продолжает окучивать Глашу.
— Пусть повеселится! — Тома поняла мой намек. — Никуда не денется!
— Не сомневаюсь! Какой сумасшедший пойдет против тебя и твоих планов!
— И это тоже.
— А что еще?
— Они уже переспали! — улыбнулась супруга. — Пока скрывают. А я делаю вид, что не знаю.
— Уже?!
— Я же говорила: Манана ему подходит. Да и она… Несчастная. Год всего в женах ходила.
— А что случилось с мужем?
— На охоте погиб по глупости. Так что, думаю, это она затащила пирата в постель! И уже не отпустит! Так что, пусть веселится.
— Последние дни на свободе?
— Угу! — хохотнула Тамара. — Ладно об этом. Ты не слишком рисковал? Может, не стоит уж так. Может, маленькими шажками. На тебе уже живого места нет, любимый.
— Тома, я не буду маленькими шажками. Нет времени. Не бойся. Я выжил и выживу. Все будет хорошо. Поверь.
Тамара вздохнула.
— Что? Не веришь?
— Хочу верить. Только…
— Тамара! Выкладывай уже! Я же вижу, что ты что-то приготовила! Очередную бомбу! Взрывай!
— Я говорила с князем Чернышевым!
Я, конечно, ожидал взрыв, но не такой мощности по количеству килотонн.