Быть человеком
Шрифт:
— Слышь, а сколько тебе лет? На вид, около сорока, а советскую школу помнишь — подошел Коваль — Афган что ли?
— Отстать, он же горец, западенец, банд… — прикусил язык Шахтер — богато лет они там живут, долгожители.
— Ну хорошо, Дункан Маклауд — давай еще раз. Только медленно, чтобы успели запомнить, иначе какой толк нас ронять?
Глава 6
Украина, трасса на Полтаву
Осенний ветерок на трасе вещь малоприятная. Наташа поежилась и подняв воротник пошла к пластиковой забегаловке, пока Стас заливал бак под
Она бросила на прилавок ворох смятых купюр, подхватила два стаканчика с кофе и прошла к пластиковому столику. Стас скрипнул дверью и бросив взгляд обронил:
— Что у нас плохого?
— Все плохо. Я не синхр, но и без этого чувствую мерзость запустения и равнодушия.
— Такой же вопрос я задал небесным грандам много жизней назад в подобной закусочной. Но случилось чудо — скрипнула дверь и ею в наш мир вошел Брама. Знаешь почему? Мы хоть что-то пытались изменить, сделать, спасти, не примиряясь с тленом и равнодушием. Хоть что-то…
— Этот удушливый мир обречен. Помочь можно только живым, а здешние люди не мертвы и не живы, хотя до настоящих испытаний и потрясений еще далеко. Везде, куда мы приходили, люди хотели перемен. Тут — нет. Тут все всех устраивает.
— И что предлагаешь?
— Искать своих и уходить. Можно помочь если больной, умирающий, просит помощи! Здесь хотят смерти и забвения. Сами боги бессильны против глупости. Но перед пассивностью бессильны вдвойне!
— Бросить все и сдаться?
— Как получится. У меня нет желания умирать за этот мир, поскольку у этого мира нет желания жить и бороться.
Он рывком глотнув кофе смял стаканчик и зашвырнув в урну вылетел наружу. Брамская не спеша допила химический напиток, поймав тоскливый взгляд продавца зачем-то кивнула и вышла. Сев на капот Стас курил «Путние». Не известно каким способом ему удалось пронести экзотическую контрабанду из родного мира, но судя по всему, сейчас ему было глубоко плевать на строгие инструкции прогрессоров.
— Не для этого я уходил из иерархии, чтобы опускать руки. Да, кажется, что людям все равно, но их к этому приучили. За много лет от начала развала союза приучили, что от одного человека ни хрена не зависит. Но мы ведь с тобой не совсем люди. Или не только люди, мы синхры, Наташенька! А синхры бывшими не бывают, равно как и служители иерархии. Они переходят на новую ступень. Не ради себя, не ради хочу или не хочу. А ради нужно.
— Кому? — сажаясь в машину скептически бросила Брамская.
— Хотя бы моему обостренному чувству справедливости. Для того чтобы перевернуть мир достаточно и этого. Знаешь сколько нервов вбухал в восстановление Украины после
— Не надорвешься? Нервы ведь не железные и жизнь всего одна.
— Но прожить надо так чтобы не было стыдно. Гораздо хуже, когда не стыдно синхру, хуже, когда плевать ему!
— Что же ты будешь делать, молодой-горячий?
— Ну уж не младше тебя, подруга боевая! Да, жизнь одна. Да, нет сверхвозможностей, но ведь и все эти элиты из Львува и Запада знаю не понаслышке. Знаю юсовскую и европейскую элиту как облупленных, и могу на два шага наперед предсказать весь их дебилизм.
— Вот и сидел бы в Киеве, без тебя бы справилась!
— Только киборгов на выгуле не хватало. Может Полинка и натаскала тебя в науке выживать, но не хладнокровию.
Наташа принялась дуться, замечание попало в, казалось, изжитый комплекс. Стас бросил быстрый взгляд в зеркальце.
— Кажется кто-то «наванговал». Накаркал в смысле. Эти уроды на бусике сели на хвост, сейчас на подрез пойдут.
Белый фольксваген фырча набрал скорость и поравнявшись начал выдавливать на обочину. Ильин вильнул рулем пытаясь выскочить из захвата, преследователям это не понравилось, из приоткрытого окна уставилось куцое дуло. Наташа ударила по педали, старенький опель взвизгнув рванул вперед, бусик отстал, потом с ревом устремился следом. Стас не успел опомнится, распахнув дверь Наташа высунулась наружу и хладнокровно влепила в грудь водителя короткую очередь. Тот рухнул на руль, бусик занесло, и он врезался в бетонный блок, сминаясь как пластиковый стаканчик. Ильин ударил по тормозам, визгнули покрышки, оставляя жирный черный след. Выскочив наружу Наташа стелющимся бегом подскочила в груде метала и скупыми очередями успокоила пытающихся выбраться. Когда подошел Стас, она бесцеремонно обыскивала прошитые пулями тела, торопливо набивая сумку боеприпасами.
— Не стой столбом. Скоро такие инциденты в зоне разведения станут настолько обыденными, что их перестанут замечать.
Она вытерла АКСУ и забросила внутрь, взамен взяв два новеньких, еще липких от смазки и крови «калашникова». Ткнув Ильину сумку толкнула к машине, задержавшись выдернула чеку из эмки и забросила внутрь, отскочив за побитую временем придорожную остановку. Взрыв разворотил бусик пополам, рванул бак и ввысь взметнулась огненная бензиновая роза. Бусик смело в кювет, с остановки содрало название, но в остальном выглядела куда лучше бусика. Наташа как ни в чем не бывало села в машину, смотрясь в зеркало и поправляя растрепанные волосы.
— Трогай, пацифист. Они удачно выбрали момент, на горизонте никого не было, но это ненадолго.
— Начинаю тебя бояться. Вот так ни за что, ни про что убить стольких людей.
— Радуйся, что сами живы остались. Не ударь я по газам, лежать бы нам за той самой остановочкой. Или думаешь автомат для красоты выставили? Может убили бы, может нет, нет особого желания проверять. Но сожженных машин на обочинах стало больше.
— Где? — распахнул изумленные глаза Ильин — что-то я не видел.
— Так же говорит большая часть Укры. Украиной я это назвать не могу. Где? Какая война, какие бандеровцы, у нас все хорошо. Ну да, стреляют, так-то ж АТО, то ж сепаратисты. Все сепаратисты — от мала до велика, и никого не тревожит что гибнут старики, дети. Потому что это не их дети, не их старики. Вот и не видят, не хотят видеть, потому что страшно. Вдруг и за ними придут.
— Мы только и делаем что говорим, говорим. Сколько можно разговоров?
— Поверь, Стасик, главные действия впереди, и не всегда они ведутся при помощи вот этого.