Царица Армянская
Шрифт:
Арванд Бихуни, а про себя лишний раз подумал о том, что желает ее гибели,
но пока он бессилен. Однако и бессилие может родить силу...
Выпроводив всех присутствующих, Мари-Луйс снова осталась со своими
мрачными думами. «Нет, то, что я впитала в себя чуть не с молоком матери,
должно свершиться. Сонм богов должен быть низвергнут. Не уповайте на
богов, люди. Они способны только усыплять дух несбыточными мечтами. Вон
ведь и Каранни совратили
В столице стояла нестерпимая жара, и Мари-Луйс в сопровождении своей
свиты покинула Куммаху. Надо проехать по провинциям страны.
Подальше от мест, где все напоминало о былом счастье.
* * *
Куда бы ни прибывала Мари-Луйс, везде первым долгом интересовалась,
уничтожены ли идолища многочисленных богов, как это было приказано. Были
места, где еще не успели исполнить повеление, но в основном народ,
особенно мастеровой и весь подневольный люд, с удовольствием отрекался от
бесчисленного множества богов и предавался поклонению только одному богу
Мажан-Арамазду и его супруге богине Эпит-Анаит.
Среди осколков побитых идолов царица с радостью видела и то, что
некогда являло образ порочной богини Нуар. И про себя решала быть столь же
непреклонной в отношении дочери Миная.
В некоторых провинциях царице поведали, что жрецы порушенных храмов
присваивали себе все, что в них было, всю утварь и ценности. С такими она
была беспощадна: им просто сносили головы.
Обращаясь к народу, Мари-Луйс сказала:
— Слушайте, люди! Не я это, а сама судьба покарала вороватых жрецов.
Теперь они мертвы и безопасны. Но вы, живущие, тем не менее будьте начеку.
Ничтожные жрецы так себя возвысили, что и цари им были нипочем. И все это
от многобожия. Почитайте отныне только Мажан-Арамазда!
Народ с воодушевлением внимал речам царицы и исполнял ее волю. А она
теперь видела смысл своей жизни только в разрушении.
И еще: где бы ни находилась, всюду прислушивалась, что говорят о
Каранни. Не подает ли он голоса, не зовет ли ее?.. Но нет... Видно, все
врата надежды закрылись для нее навсегда.
Изредка объявляясь возле царицы, Арванд Бихуни, казалось, воодушевлял
ее, соглашался с содеянным, но про себя считал, что все творимое ею
направлено против него, к его гибели. Однако это его не очень пугало. У
царя Мари-Луйс поддержки не получит. Он сейчас весь во власти своей Нуар.
А царица? Она, конечно, обезумела оттого, что у нее отняли мужа, с ее же,
между прочим, помощью. Но женщину обвести не трудно, считал верховный
жрец. И он всякий раз при
вполне преуспевает.
— О великая царица! — завел он свою песнь и на этот раз. — В день,
когда ты родилась, в нашей стране случились необыкновенные явления: воды
Евфрата окрасились в золото, а восход настал раньше обычного, и первый луч
его упал к подножию каменного изваяния бога Мажан-Арамазда в
осчастливленном доме твоего отца. И еще в этот день с гор спустились лани
и сами отдались в жертву храму Эпит-Анаит. И сама она, богиня, явилась
людям в небесах. И теперь, о великая царица, твоими устами глаголет сама
Эпит-Анаит! Ты свято исполняешь ее волю!..
Мари-Луйс горько усмехалась, внимая его пустозвонству, и делала вид,
что верит в его искренность.
— Ты прав, верховный жрец. Я знаю, чем начинаются дни человека и чем
они оканчиваются. Мажан-Арамазд благословил меня, когда я принесла ему
жертву на берегу Евфрата...
Мари-Луйс больше уже ничего и никого не боялась, ничего и ни от кого
не ждала. Правда, частенько сама себя подбадривала: «Я строю для далекого
будущего. Умирая, люди оставляют все потомкам. Ведь в мире рождаются дети.
Так было и так будет извечно...»
Мари-Луйс прибыла в провинцию Тил проверить, исполнил ли Арванд
Бихуни ее приказ, прекратил ли строительство храма богини Нуар.
Послушался, прекратил. Выходит, есть в ней сила. Народ подчиняется ее
желаниям и приказам.
И здесь, в Тиле, царица не удержалась от проявления своего презрения
к жрецам, собравшимся на площади. Она осудила и осмеяла их.
Жрицам велела всем иметь детей. Всем, кого природа не обделила
детородностью. Тех, кто станет уклоняться от этой своей обязанности,
повелела карать смертью.
В толпе Мари-Луйс вдруг увидела Таги-Усака, жреца царского двора. Он
подошел к ней и тихо промолвил:
— Будь хоть немного помилосердней, царица!..
Она засмеялась в ответ. Только засмеялась.
Довольная собой, Мари-Луйс вернулась в Куммаху-Ани.
* * *
Каждое утро по приказу царицы Таги-Усак являлся к ней с докладом о
том, что делает и чем живет двор. Он был лаконичен и почтителен. Старался
не встречаться с ней взглядом.
Царица хотела знать в подробностях обо всем происходящем при дворе и
в городе. И конечно, в тайне души каждый день ждала, что Таги-Усак вдруг
сообщит о царе. Мол, возвращается или шлет привет. Ждала и того, что сам о