Царица Армянская
Шрифт:
как велела супругу, чтоб строил ковчег и спасался, пока не все на земле
затоплено, как Зиусудра построил ковчег, забрался в него и проплавал ровно
двадцать дней, пока достиг наконец вершины горы Масис и тем спасся, а от
него уж потом повелось человечество...
От звуков лютни, от голоса Нуар в шатре воцарился необычайный покой,
словно сон и дурман одолели Каранни. В жертвенной чаше курился ладан.
— Ты источаешь куда более приятный аромат, —
гладя волосы Нуар, — чем богоданный ладан. Радость моя ненаглядная!
Нуар испуганно вздрогнула.
— Не произноси таких речей, мое божество. Не гневи всевышних. Они
грозны и мстительны. Это особенно опасно сейчас, когда ты на войне!..
Было уже за полночь. Каранни вышел из шатра и направился в
расположение войска. Никто из воинов не спал. Заняв свои позиции, ждали
сигнала к выступлению.
* * *
Арбок Перч потянул за полу своего рыжего земляка.
— Что, пора? — встрепенулся рыжий.
— Пора.
— Да помогут нам боги!..
Войско поднялось и сомкнутым строем двинулось вперед.
Итак, в ночной бой!..
Костры остались пылать, чтобы враг не насторожился...
Шли в строго указанном направлении. Вскоре сотня Арбок Перча уже была
у расположения врага. И тут ему вдруг почудилось, что он слышит знакомую
мелодию, ту самую, что часто струилась из-под пальцев Нуар, наигрывающей
на своей лютне... О память! Зачем она так часто и некстати напоминает о
той, которая давно уже в такой дали от него?
Арбок Перч снял с себя тяжелый щит, ухватил его левой рукой, а правой
вырвал меч из ножен.
Армянское воинство зажало в полукольцо лагерь противника.
— Бей! — разнеслось окрест.
— Бей!..
Армянские полки внезапным ударом атаковали тьму-тьмущую хеттского
войска.
Объятое ночной истомой поле вдруг ожило и загремело.
Войско Мурсилиса не сразу сумело опомниться и дать ответный бой.
Только к рассвету хетты пришли в себя и смогли дать отпор.
Большою кровью залито начало дня...
— Тебе не кажется, божественный, что Каранни идет к своей погибели? —
спросила Мари-Луйс у Мурсилиса.
— Кажется, так, — ответил царь. — Думаю, что еще до полудня все его
надежды и притязания рухнут. Я владею твоим телом, а это значит, что и
жизнь твоего супруга тоже в моих руках. Скоро его отцу придется оплакивать
сына.
— Будь тверд, будь уверен в себе, о солнце мое, о царь мой!
— Я очень тверд, очень уверен в себе и уверен в покровительстве моих
богов, в моем войске, которое куда многочисленнее и мощнее, чем у
молокососа
Мурсилис поцеловал руку Мари-Луйс и добавил:
— Мне надо идти. А ты, дорогая, молись, чтобы мне сопутствовала
удача.
— Непременно, царь-солнце! Я верю, что недалек час моей радости!
Удачи тебе!..
Мурсилис вышел.
Мари-Луйс тут же смыла след его поцелуя со своей руки и внутренне
позлорадствовала над чванливой самоуверенностью хеттского царя...
Армянское войско тем временем готовилось к новому удару по врагу.
Рабы на плечах перенесли шатер Каранни, хотели поставить его там, где
сейчас стоял царевич, на невысоком холме, но Каранни стеганул плетью
впереди идущего и крикнул:
— Кто велел тебе перенести сюда шатер?
Тот, взвыв от боли, с трудом произнес:
— Каш Бихуни, государь мой, Каш Бихуни велел.
— Убрать немедленно! Я здесь для того, чтобы воевать, а не
отсиживаться в шатре!
Приказ был исполнен в мгновение.
Расположенные на виду друг у друга армянское и хеттское войска,
словно сговорившись, одновременно опустились на колени, вознося молитвы
каждое своим божествам.
— А что, если сейчас ударить по врагу, пока там все забылись в
молитве? — спросил родоначальник Татана, почти постоянно находящийся рядом
с престолонаследником.
— Это невозможно. Наши воины тоже молятся.
— Но мы очень многое выиграли бы от внезапности удара? А?..
— Не могу прервать молитву. Она обращена к богам!..
Завершив молитву, воины вновь изготовились в ожидании приказа к
выступлению...
* * *
Мурсилису доложили, что слоны подыхают один за другим. Он страшно
побледнел и в гневе даже пронзил копьем принесшего эту черную весть.
— Не каркай, злой ворон!..
А слоны и впрямь испускали дух.
Не вдаваясь в расспросы, Мурсилис приказал обезглавить всех, кто был
приставлен к слонам. Но это не помогло, царь был на грани потери
рассудка — ведь такую надежду возлагал на слонов!..
Однако он старался не обнаруживать своего отчаяния. Может, все еще
сладится, войска-то у него видимо-невидимо! Три воина против одного
армянского и четыре колесницы против одной у армян.
И еще Мурсилис втайне надеялся, что, если боги ему не помогут и
звезду его закроет туча, он вышлет на поле боя, в авангард своих войск,
Мари-Луйс и таким образом вынудит Каранни просить о примирении...
В тревоге пребывал и Каранни. Он тоже никому и вида не подавал, что