Царская дыба (Государева дыба)
Шрифт:
– Чем вы тут занимаетесь?! – Игорь коротко саданул племяннице по юбке. Копошащаяся там женщина вывалилась наружу и распласталась на полу.
Застигнутый врасплох правитель попятился, вскочил, блестя своим влажным напряженным достоинством, закрутил головой, ища оружие, спохватился, схватился за перстень на руке...
– Только шевельнись! – подскочил к нему Малышев и приставил к горлу тесак для рубки капусты.
– Даже не дыши.
– Сейчас я вызову упырей, и они сожрут вас всех до единого... – пообещал епископ.
– Они нас, конечно,
– Хорошо, – успокаивающе поднял руки священник. – Хорошо, я не стану никого вызывать... Только не нужно портить мое тело.
– А руки убери за спину. Вот так... Тут у тебя из штанов веревочки торчат, так я попользуюсь, ладно? – и Малохин уже более весело добавил: – А штаны, чтобы не падали, ты руками подержишь, сзади. Как раз в удобном месте связаны...
– Боярыня где? – первым вспомнил про Юлю Варлам, кинулся к правителю и стиснул ему горло: – Где? Что ты с ней сделал?
– Внизу... – прохрипел священник. – Дверь у камина.
Боярин вместе с подоспевшим Росиным ринулись туда, и вскоре вернулись, неся девушку на руках – Варлам под плечи, а Костя за ноги.
– Что ты с ней сделал?! – опустив девушку на шкуры, молодой Батов схватился за уже окровавленный железный прут.
– Я в порядке, – слабым голосом произнесла Юля, но Варлам ее не слушал:
– Ты, схизматик!
– Тихо-тихо-тихо-тихо, – обхватив епископа за горло, Малохин начал пятиться, волоча его за собой. – Козла не трогать, он нам живой нужен!
– Да в порядке я, Варлам! – уже громче высказалась Юля. – Ничего он мне не сделал! Просто руки-ноги затекли, неделю у креста простоять... И дышать тяжело. Отлежусь только пару часиков, нормально все будет.
– Все в порядке с твоей кралей, боярин, – выставил вперед тесак Сергей. – Иди к ней, с ней все хорошо...
– Что ты так об этом выродке заботишься? – остановился-таки младший Батов.
– Потому, что домой хочу, в Каушту. И если господин епископ проводит нас до границы и отпустит на все четыре стороны, помахав на прощание рукой, я отпущу его целого и невредимого. А если он сам, или его люди начнут валять дурака, то перережу горло и будем отбиваться как в прошлый раз. Авось уйдем. Может, если ему кишки выпустить, то и нечисть к нам приставать не станет?
– Не трогайте его! – наконец-то пришла в себя певица и кинулась на выручку своему господину – Картышев еле успел поймать ее за руку:
– Ты куда, дура?! Он же тебя украл!
– Нет, я сама! – забилась Инга, пытаясь освободиться. – Сама! Не трогайте меня! Сама к нему пришла! Его не троньте!
– Дура, он же колдун! Он тебя заколдовал просто. Понимаешь? Заколдовал!
– Я люблю его, – заплакала Инга и опустилась перед дядюшкой на колени. – Отпусти меня к нему, Игорь, отпусти... Хочу быть с ним...
– Да не любишь ты его, дура! Это колдовство.
– Люблю...
– Вы не можете меня убить, – тихо сообщил епископ, глядя на это зрелище. – Только выпустить. И тогда я перебью вас всех, до единого.
– Хочешь, проверим? – Малохин поднес нож к его горлу и ощутимо нажал.
– Не нужно, – покачал головой священник. – Мне нравится это тело, и я собираюсь оставить его еще лет на двадцать. Я доведу вас до границы и отпущу на Русь, если вы сохраните мое тело в целости и сохранности.
* * *Замкового начетника опять не нашли. Как сквозь землю провалился. А сам епископ заявил, что про казну свою ничего не знает, хранит ее начетник и никому про это не докладывает. Ему мало кто поверил, но пытать не стали. Отчасти потому, что обещали не трогать, а отчасти опасаясь, что не выдержав пытки, колдун созовет окрестную нечисть, предпочтя мукам смерть. Всю прочую дворню – и воинов, и челядь, загнали в подвал, в погреб, соседний тому, в котором сидели сами, и заперли там, задвинув засов и подперев парой высоких кухонных чурбаков.
Грабили обитель дерптского епископа на этот раз обстоятельно и рачительно, укладывая выбранное барахло на телеги. Собрали не только золото и серебро, но и самые красивые кубки и кувшины из меди и латуни, кое-какую одежонку и все оружие. Специально для Юли, которая после недельного стояния на кресте все еще не могла ходить, скатали в зале хозяина все ковры, а самого хозяина замотали в медвежью шкуру – дабы и не замерз, и не дергался понапрасну.
Караван из семи телег выехал из ворот рано утром, но двинулся не в сторону Псково-Печерского монастыря, где налетчиков наверняка ждали до сих пор, и где им пришлось бы прорываться силой, с вероятной необходимостью бросить добычу. Нет, Зализа приказал Прославу вести обоз на Пярсикиви, куда они и вышли тем же днем в поздние сумерки.
Разбежаться из рыбацкой деревни народ, вестимо, не успел, сопротивляться тоже не мог: ну куда засечному наряду в десяток престарелых латников супротив трех десятков крепких воинов кидаться? Позапирались в избах, понимая, что против топора либо тарана дверь все одно не защитит.
Но на этот раз нищета рыбацкая русских не заинтересовала ничуть. Гости лихие выбрали три баркаса покрепче, и принялись перегружать на них содержимое обозных телег. Среди прочего имущества выгрузили и дерптского епископа.
– Руки развяжи, – попросил священник Малохина. – Затекли, не чувствую совсем.
– А не учудишь?
– Да где уже теперь? – хмыкнул епископ. – Я свое слово выполнил, до границы вас довез.
– Кто кого?
– Инга! – окликнул певунью здешний правитель.
Девушка вывернулась из руки дядюшки, кинулась к нему и повисла на шее.
– Ты куда?! – кинулся следом Игорь.
– Оставь, Картышев, – покачал головой священник. – Дай хоть попрощаться...
– Ты на нее чары наведешь, а мне потом...