Царственный паяц
Шрифт:
времена общество экзаменует своего любимца: обнаружь свой духовный капитал, —
225
чем ты можешь служить мне, если ты сын мой, член мой? И вот у бедняка-то Надсона
этого капитала на черные дни общества оказалось достаточно, и впрямь, на четверть
века, даже до нашего времени. А богачи из его преемников по лире, между которыми
были, конечно, многие значительнее Надсона удельным весом дарований, поголовно —
банкрот, банкрот и банкрот...
Кто-нибудь
Северянина больше и, в конце концов, серьезнее, чем заслуживает эта пестрая
эфемерида поэтического дня... Мало ли, мол, мы их перевидали, сегодня -
«определителей эпох», завтра - «трехне- Дельных удальцов»... Считать, — цифирю не
хватит... То-то вот и есть, что очень жаль было бы, если бы г. Игорь Северянин оказался
такою же непрочною обыденкою, как и все «подававшие надежды» в
послереволюционный период русской поэзии, который, не обинуясь, назову
бирюлечным... Произведения знаменитостей, им выдвигавшихся, прочитывал я в
великом множестве. И решительно ни одна не затронула меня за живое до потребности
вот поговорить о ней подробно и «по душам»... Ну, возник; ну, вытянул такую
бирюльку, которой до тебя другие бирюлечники не вытягивали; ну, прославился; ну, а
новых бирюлек - тянешь потянешь, вытянуть не можешь; ну, а другой бирю- лечник
тебя перебирюлил; ну, кувыркнулся ты с полувершкового пьедестала, и забыли о тебе, а
тот, перебирюливший, воссиял для того, чтобы три недели спустя в том же порядке
брякнуться в Лету, где ты уже барахтаешься... Ну, и туда вам обоим и дорога, по
совести говоря... Г. Игорю Северянину, при всем безобразии маски, в которой он шуту-
ет, я именно, по совести говоря, не послал бы подобного напутствия... Под налетом
скандала, чающего пресловутости и восторгающегося ею, теплится какая-то искра как
будто настоящего дарования. В душной и спертой атмосфере, в которой эта искра тлеет
сейчас, она почадит-по- чадит гимнами во славу буржуазного распутства и угаснет,
задушенная испарениями того самого зажравшегося архимещанства, на пошлом быте
которого сейчас сосредоточиваются творческие восторги поэта. Но если искре удастся
вырваться из своей коктебельно-кокоточной га- сильни, мне кажется, что она очень и
очень в состоянии вспыхнуть радостным пожаром, какого мы не видали... да, пожалуй,
что не видали именно с года «Горящих зданий» К. Д. Бальмонта...
Последним стихотворением в «Златолире» помещен сонет, посвященный автором
какому-то г. Георгию Иванову:
Я помню вас. Вы
И вы - эстет с презрительным лорнетом.
На ваш сонет ответствую сонетом,
Струя в него кларета грез отстой...
Я говорю мгновению: «Постой!»
И приказав ясней светить планетам,
Дружу с убого-милым кабинетом:
Я упоен страданья красотой...
Я в солнце угасаю, — я живу По вечерам: брожу я на Неву,
Там ждет грезэра девственная дама,
Она — креолка древнего Днепра, —
Верна тому, чьего ребенка мама...
И нервничают броско два пера...
Кончив читать книжки г. Игоря Северянина, задумался я о нем и как-то невольно
думы мои вылились тоже сонетом, так сказать, параллельным и с тем же
расположением, приблизительно тех же рифм:
Читаю вас: вы нежный и простой,
И вы — кривляка пошлый по приметам. За ваш сонет хлестну и вас сонетом: Ведь,
226
вы — талант, а не балбес пустой! Довольно петь кларетный вам отстой, Коверкая
родной язык при этом.
Хотите быть не фатом, а поэтом? Очиститесь страданья красотой! Французя, как
комми на рандеву,
Венка вам не дождаться на главу:
Жалка притворного юродства драма И взрослым быть детинушке пора...
Как жаль, что вас, детей, не секла мама За шалости небрежного пера!
Александр Амфитеатров
ПЫТКА С ПРИСТРАСТИЕМ
Недавно Амфитеатров написал большую статью об Игоре Северянине.
О молодом поэте теперь писать принято, и, казалось бы, нет ничего удивительного
в том, что и Амфитеатров не отстает от общего правила.
Но дело в том, что статья Амфитеатрова, посвященная творчеству Игоря
Северянина, резко расходится не только с общим взглядом на поэта, но, кроме того,
намечает стройную платформу, следуя предписаниям которой, поэт может получить
признание г. Амфитеатрова.
Я, конечно, не беру под свою защиту молодого поэта. Он в этом не нуждается
нисколько. Я только хочу отметить обычное в наших критических застенках отношение
ко всему новому, что еще не получило «всеобщего признания».
Я называю критику г. Амфитеатрова именно застенком, потому что пытает он
молодого поэта «с пристрастием», безжалостно, не находя у него ничего, что могло бы
«смягчить его вину».
А вся вина Игоря Северянина только в том, что он не нравится г. Амфитеатрову.
Вина не малая.
Совсем недавно Мережковский обрушился на Тютчева за то, что емУ были чужды