Царство. 1951 – 1954
Шрифт:
Отремонтированные, со старанием покрашенные павильоны смотрелись убедительно, люди ходили заинтересованные, улыбчивые. Для удобства посетителей перемещаться по невообразимому пространству Сельхозвыставки можно было на автопоездах, сконструированных специально для этих целей. Сине-белые, состоящие из трех вагончиков легковые составы курсировали взад-вперед. Сядешь в такой вагончик с мягкими сиденьями, и совершенно бесплатно тебя доставят в любое место и обязательно провезут мимо поражающего размахом золотого фонтана с фигурами благородных людей труда — доблестных хлеборобов, пастухов, полеводов, доярок. Располагался фонтан в центре архитектурного ансамбля.
Автопоезда расторопно двигались по
Отдельное место на выставке отвели под аттракционы и развлечения: расставили карусели, качели, тиры с призами, к следующему лету обещали запустить невиданное колесо обозрения. Все было празднично разукрашено, отовсюду лилась музыка, в киосках на каждом шагу торговали мороженым, соками, газировкой, пивом и вином. Москвичи всегда любили здесь погулять, приходили с друзьями, но чаще по-семейному, с женами, с детьми; пройдя территорию насквозь, упирались в ворота Ботанического сада, за которыми горожанин попадал в благоухающий лес-сад, аккуратно разделенный аллеями с беседками и скамеечками — гуляй, не хочу!
У дверей павильона «Свиноводство» членов Президиума Центрального Комитета поджидал радушный хозяин — министр сельского хозяйства, академик ВАСХНИЛ Павел Павлович Лобанов. Академик с усердием жал прибывающим руки. Как и генерал Серов, он сразу избрал себе покровителя, и не премьера Маленкова, к которому, как мухи на мед, липли подхалимы; не бескомпромиссного старожила партии сухаря Молотова; не выбрал в поводыри вездесущего Микояна; не пристроился к седовласому герою Гражданской войны Ворошилову; не маячил за спиной бравого Булганина; не увивался за крикливым силачом Кагановичем, а держался вблизи простоватого Хрущева, который с каждым днем набирал политический вес, очаровывая окружающих доступностью, отзывчивостью и реализмом. Ни на минуту не отходил Павел Павлович от первого секретаря, все показывал и обстоятельно объяснял.
Члены Президиума Центрального Комитета осмотрели павильоны животноводства, птицеводства, порадовались появлению новых удобрений, обошли каскады прудов, где плескались нешуточные успехи советского рыбоводства, ненадолго остановились, разглядывая сельхозмашины. На каждом шагу почести доставались председателю правительства Маленкову, вторым человеком «в почете» был Вячеслав Михайлович Молотов, после Маленкова обычно называлась его фамилия. Хотя Лобанов не отходил от первого секретаря, такое чинопочитание раздражало Никиту Сергеевича — корреспонденты газет и телевидения, руководители образцовых хозяйств, передовики производства, допущенные к начальству, да чего там — и самые обычные люди, заглядывали в рот Георгию Максимилиановичу!
— Что за глупость, — нервничал Хрущев, — Егор ничего в сельском хозяйстве не смыслит!
Маленков важно, как артист на сцене, вышагивал взад-вперед, осматривая экспонаты, многозначительно покачивал головой, кланялся, принимал поздравления, трогательные признания в уважении и любви.
— Смотреть тошно! — ревновал Первый Секретарь.
Хвалебные славословия и здравицы по случаю открытия
— Пусть остаются, у нас от народа секретов нет! — в сталинской манере распорядился премьер и тут же с энтузиазмом стал излагать высокопарную речь о величии Советского Союза, о его главенствующем положении в мировом сообществе.
— Это раньше у князей шла междоусобная борьба, каждый старался у соседа побольше оттяпать, громили друг друга, резали, сжигали дотла города, опустошали деревни, а ведь все зависть, будь она неладная! А где зависть, там кровь! — разъяснял председатель правительства. — Вспомним хотя бы Андрея Боголюбского. Этот князь свою родню напрочь истребил, правда и его потом топориком того, прикокнули! — заулыбался Георгий Максимилианович. — А в Советском Союзе — мир, единство, равенство, братство, и оттого мы сильны!
Без устали щелкали фотоаппараты.
— Прекрасная выставка, а значит и урожаев ждать знатных! — отвечая на вопрос корреспондента «Известий», отметил Маленков. — Мы должны ногами стоять на земле, а не витать в облаках! Сегодня походили и поняли — успехи на селе огромные!
— Во заговорил! — не выдержал Никита Сергеевич, подталкивая локтем Микояна.
— Нас измучила война, слишком долго мы после войны оживали, но теперь, когда во главе угла встала наука, — он кивнул академику Лысенко, — дело пойдет! Это я вам ответственно обещаю! — глубокомысленно заключил председатель Совета министров.
— Обещает! — процедил Хрущев.
— Вот и выставку заново открыли! — продолжал Георгий Максимилианович. — За сельское хозяйство я много лет отвечал, всю войну и позже, в самое горячее время. Теперь товарищ Хрущев обеими руками взялся, мы ему все бразды правления передали, а значит, с него спрос! — закончил премьер-министр.
— Ну, обормот! — шипел Никита Сергеевич. — Все знает, все умеет, все сделает, а Хрущев — отвечай! Красиво руки умыл!
Первый Секретарь надулся. В ходе дегустации вин Никита Сергеевич не взглянул на Маленкова, к счастью, тот долго не засиживался и в сопровождении Молотова, Ворошилова, Кагановича, Первухина и Шверника уехал на встречу с китайцами. Вслед за ними часть гостей и сопровождающих тоже разбрелась. Когда лишние укатили, за столом остались Николай Александрович Булганин, Анастас Иванович Микоян, Иван Александрович Серов, Алексей Николаевич Косыгин, Дмитрий Трофимович Шепилов, маршал Родион Яковлевич Малиновский, Леонид Ильич Брежнев, комсомольцы Шелепин и Семичастный и, разумеется, сельхозакадемики Лысенко и Лобанов. Хрущев заметно повеселел.
— Дышать стало легче! — объявил Булганин. — Ну, Пал Палыч, наливай!
За столом произошло движение, задвигались бутылки, зазвенела посуда.
— Заметил, Ваня, по какому широкому проспекту мы сюда ехали? — обратился к Серову Никита Сергеевич. — Широченный получился проспект! Надо ему имя красивое дать. Кто первый название придумает, тому похвала! — озорно взглянул Первый Секретарь. — Что молчите? Не знаете? А я знаю!
— Быстро у вас получилось! — воскликнул Малиновский.
— Скажите, что придумали? — поинтересовался комсомольский секретарь Шелепин.